приглядывался к обоим драконам. В длину двор был больше, чем в ширину. По краям в нем росли высокий бамбук и маленькие сосны, но середина оставалась открытой. Селестиалы лежали там голова к голове, и сравнивать их не представляло труда.
Они и вправду походили друг на друга, как зеркальные отражения, только драгоценности на них были разные. Всю шею Чуаня, начиная от жабо, покрывала золотая, усеянная жемчугом сетка. Она имела роскошный вид, но воевать в ней было бы неудобно. Отчаянный к тому же носил на себе боевые шрамы: круглую вмятину, оставленную на груди шипастым ядром, и более мелкие, приобретенные в других битвах. Единственным отличием помимо всего этого служило нечто неуловимое в осанке и выражении глаз – Лоуренс не сумел бы объяснить, что именно.
– Не могу поверить, что это случайность, – признался Хэммонд. – Селестиалы все, вероятно, в родстве друг с другом, но чтобы такое сходство? Я их не различаю.
– Мы с ним близнецы, – сказал Отчаянный, услышав его. – Его яйцо было отложено первым, мое вторым.
– Какой же я тупица! – Хэммонд без сил упал на скамью. – Лоуренс… – Просияв, он схватил капитана за руку и потряс ее. – Ну конечно же: они не хотели, чтобы другой принц соперничал с наследником трона, и потому отправили второе яйцо за рубеж. Какое облегчение, боже мой!
– Я не оспариваю ваши выводы, сэр, но как это, собственно, может изменить положение, в котором мы оказались? – спросил Лоуренс, изрядно удивленный этим приливом энтузиазма.
– Как вы не понимаете? Наполеон – всего лишь предлог. Главное то, что его империя расположена на другом краю света. А я-то дивлюсь, почему де Гиня они приветили, а мне и носу за дверь высунуть не дают. Ха! Никакого союза они с Францией и не думали заключать!
– Этому, безусловно, можно только порадоваться, но их неудача еще не означает улучшения наших дел. Нет сомнения, что китайцы теперь передумали и хотят, чтобы Отчаянный вернулся на родину.
– Да нет же! Поймите, Миньнину по-прежнему невыгодно его возвращение. Он не хочет бороться за престол с кем-то другим. Я блуждал в потемках, но теперь все прояснилось. Сколько нам еще ждать до прихода «Верности»?
– Я слишком плохо осведомлен о течениях и ветрах Чжилийского залива, чтобы судить об этом. Думаю, не меньше недели.
– Ах, поскорей бы дождаться Стаунтона. У меня накопилось с тысячу вопросов к нему. Постараюсь выведать еще что-нибудь у Шун Кая – думаю, теперь он станет менее скрытен. Извините меня, я должен поговорить с ним сейчас же.
– Хэммонд, посмотрите на себя! – запоздало воззвал Лоуренс к уходящему дипломату. Хэммонд потерял одну из пряжек, скреплявших бриджи под коленями, чулки у него пошли стрелками, рубашка была вся в крови. Но раз британцам не позволили взять свой багаж, за внешний вид упрекать их не приходилось. – Что ж, у него по крайней мере появилась какая-то цель. И отсутствие союза с Францией – хорошая новость, – сказал капитан Отчаянному.
– Да, – без воодушевления ответил дракон. Он вообще большей частью молчал, только помахивал опущенным в пруд хвостом и раскидывал по каменным плитам капли, которые тут же сохли.
Лоуренс, несмотря на уход Хэммонда, не стал сразу требовать объяснений. Он очень надеялся, что Отчаянный заговорит сам.
– Никто из моего экипажа не пострадал? – спросил тот.
– Я должен с прискорбием сообщить тебе, что мы потеряли Уиллоби. Еще несколько человек ранено, но, к счастью, не тяжело.
Отчаянный задрожал и издал тихий скулящий звук.
– Надо было мне прилететь. Будь я там, они бы ни за что не осмелились.
Лоуренс молчал, думая о бедном, напрасно погибшем Уиллоби.
– Ты поступил очень дурно, не прислав нам никакой вести. В смерти Уиллоби твоей вины нет: он погиб еще до того времени, когда ты обычно возвращался домой. И вряд ли я действовал бы как-то иначе, зная, что ты не вернешься. Но нельзя отрицать, что ты самовольно отлучился из своей части.
Тот же жалобный звук.
– Я ведь нарушил свой долг, да? Значит, я и виновен во всем.
– Нет. Если бы ты известил нас, я не стал бы возражать против твоей задержки: о грозящей нам опасности мы узнали лишь ближе к вечеру. Кроме того, надо быть справедливым: драконов в корпусе не считали нужным знакомить с пунктом об увольнениях. Я должен был сам тебе все разъяснить. Я не пытаюсь тебя утешить, – добавил Лоуренс, видя, как Отчаянный горестно трясет головой. – Ты просто должен понять, что неправильно поступил, но и не винить себя понапрасну.
– Нет, Лоуренс, это ты должен понять. Я прекрасно знал правила, о которых ты говоришь, потому и не стал тебя извещать. Я совсем не хотел задерживаться так долго – просто не заметил, как время прошло.
Лоуренс не знал, что на это ответить. В то, что Отчаянный, всегда прилетавший на остров засветло, не заметил, как промелькнули целые сутки, верилось с огромным трудом. Приди к нему с такой отговоркой кто- то из авиаторов, Лоуренс напрямик обвинил бы его во лжи – и теперешнее его молчание выражало, собственно, то же самое.
Отчаянный, нахохлившись, поскреб когтями по камню. Чуань, слыша этот звук, сплющил жабо и жалобно зарокотал, а Отчаянный выпалил:
– Я был с Мэй.
– С кем, с кем?
– С Лун Цинь Мэй. Она империалка.
Лоуренс испытал почти физический шок понимания. Смесь застенчивости, чувства вины и подавленной гордости в признании Отчаянного все сделала ясным.
– Понимаю. – Лоуренс сдерживал себя, как никогда в жизни. – Ну что ж… ты молод и прежде ни за кем не ухаживал… ты не мог знать, как это затягивает. Я рад, что ты сказал правду – такая причина в некоторой степени извинительна. – Он пытался поверить собственным словам и в самом деле им верил, но не хотел прощать Отчаянного на таком основании. Лоуренс, хоть и поссорился с Хэммондом из-за попытки Юнсина заменить его китайским мальчишкой, никогда по-настоящему не боялся, что Отчаянный разлюбит его. Теперь он неожиданно для себя познал всю горечь истинной ревности.
Уиллоби похоронили в рассветный час, на огромном кладбище за пределами городских стен, куда привел их Шун Кай. Там, несмотря на раннее утро, было уже довольно много китайцев, навещавших родные могилы. Привлеченные Отчаянным и европейскими похоронами, они составили большую процессию, хотя стража и отпихивала чересчур любопытных.
Посторонних набралось несколько сотен, но держались они почтительно и соблюдали полную тишину, когда Лоуренс, сказав несколько слов об усопшем, начал читать молитву.
Гроб поставили в мавзолей из белого камня; углы его крыши смотрели вверх, как у местных домов, и выглядел он даже изысканнее соседних гробниц.
– Простите великодушно, Лоуренс, – сказал Грэнби, – но мне думается, его матери было бы приятно получить рисунок этого склепа.
– Вы правы. Мне следовало самому догадаться. Как, Дигби, сможете изобразить его?
– Позвольте мне поручить это какому-нибудь художнику, – вмешался Шун Кай. – Я стыжусь, что не предложил вам этого раньше. Прошу также сообщить его матери, что все подобающие обряды будут проделаны; принц Миньнин уже назначил для этой цели юношу из хорошей семьи.
Лоуренс промолчал. Миссис Уиллоби, насколько он помнил, строго придерживалась методистской веры; ей вполне достаточно знать, что сын ее похоронен достойно и за его могилой хорошо смотрят.
После похорон он вместе с Отчаянным и несколькими авиаторами вернулся на остров, чтобы забрать оставленный в спешке багаж. Трупы убрали, но на стенах южного павильона остались пятна копоти, а на камнях – засохшая кровь. Отчаянный посмотрел на все это и отвернулся. В их прежних комнатах раскидали всю мебель, порвали бумажные ширмы, выбросили из разбитых сундуков вещи.
Пока Блайт с Мартином отбирали то, что еще как-то годилось в носку, Лоуренс прошелся по дому. Его собственная комната подверглась полнейшему разгрому – даже кровать перевернули, подозревая, видно, что он под ней прячется. Покупкам, естественно, тоже досталось. Под ногами хрустели осколки фарфора,
