острове. Пришел черед их собственных приключений в Китайском море. Через неделю после выхода из Макао они встретили китайский военный флот, пытавшийся усмирить огромную банду пиратов. Те, обосновавшись на островах Чжоушань, грабили как местные, так и западные суда.
– Но тут подоспели мы, и дело решилось, – продолжал Райли. – На пиратских драконах огнестрельного оружия не было – с них стреляли из луков, можете вы в это поверить? И снизились они так, что мы бы даже из мушкетов не промахнулись, не говоря уж о перечницах. Отведав перца, они мигом улепетнули, и мы одним бортовым залпом потопили целых три джонки.
– Не говорил ли адмирал, как он намерен доложить об этом сражении? – спросил Хэммонд Стаунтона.
– Нет, он лишь рассыпался в благодарностях. И поднялся к нам на борт, что можно считать уступкой с его стороны.
– Эта уступка позволила ему хорошо рассмотреть наши пушки, – заметил Райли. – Как бы там ни было, мы проводили его до порта и двинулись дальше. «Верность» теперь бросила якорь в Тяньцзине. Как по- вашему, скоро ли мы сможем отчалить?
– Не хотелось бы искушать судьбу, но, возможно, и скоро, – ответил Хэммонд. – Император все еще охотится в своей северной резиденции, и пройдут недели, прежде чем он вернется в Летний Дворец. К этому времени я попытаюсь добиться аудиенции. Я уже внес предложение об усыновлении, о котором писал вам, сэр, – сказал он Стаунтону. – У него нашлись и другие сторонники, помимо принца Миньнина – и я очень надеюсь, что их число возрастет после услуги, которую вы им оказали.
– Стоянка вызывает какие-то затруднения? – с беспокойством спросил Лоуренс.
– Пока нет, но провизия здесь дороже, чем я представлял. Солониной они не торгуют, а за свежее мясо дерут безбожно. Мы кормим людей рыбой и курятиной.
– Мы уже превысили свой бюджет? – Лоуренс с запозданием пожалел о своих покупках. – Я тоже изрядно поиздержался, но немного золота еще сохранил. Они охотно возьмут его, удостоверившись, что оно настоящее.
– Спасибо, Лоуренс, но я не собираюсь вас грабить. До этого мы пока не дошли. Я просто прикидываю, как мы пойдем обратно – нам ведь дракона придется кормить, так?
Лоуренс ответил уклончиво и предоставил Хэммонду вести разговор.
После завтрака Шун Кай сообщил, что вечером в честь новоприбывших состоится театральное представление.
– Я слетаю к Цянь, Лоуренс, – сказал Отчаянный, заглянув в комнату, где капитан обдумывал свой туалет. – Ты тоже куда-то собираешься, да?
После ночной атаки его заботливость не знала пределов. Он старался не оставлять Лоуренса без присмотра, изводил подозрениями слуг и предлагал, чтобы при капитане неотлучно дежурили пять авиаторов. Доспехи, которые нарисовал он в своей песочнице, вполне сгодились бы для эпохи крестовых походов.
– Нет, не волнуйся. Я всего лишь пытаюсь сделать себя презентабельным. Передай Цянь поклон от меня. Ты надолго? Нам сегодня нельзя опаздывать – спектакль дают в нашу честь.
– Нет, я скоро. – Отчаянный сдержал слово и вернулся всего час спустя. Жабо у него трепетало от сдерживаемого волнения, в когтях он держал длинный и узкий сверток.
Лоуренс по его просьбе вышел во двор, и Отчаянный вручил ему свою ношу – вернее, сунул. Растерянный капитан развернул шелковую обертку, раскрыл лакированный футляр. На желтой шелковой подушке лежала сабля и ножны к ней. Лоуренс взял ее в руки. Прекрасно уравновешенный клинок, широкий у основания, изогнутый и обоюдоострый на конце, переливался, как хорошая дамасская сталь. На тыльной его стороне имелись два желобка для стока крови.
Рукоять, обтянутую черной кожей морского ската, украшали позолоченные накладки, бусины, мелкий жемчуг. Гарда представляла собой золотую драконью голову с сапфирами вместо глаз. Черные лакированные ножны с крепкими шелковыми шнурами скреплялись позолоченными железными обручами. Лоуренс снял с пояса собственную верную, но небогатую саблю и прицепил новую.
– Ну как, подходит она тебе? – беспокойно спросил Отчаянный.
– Еще как! – Лоуренс обнажил лезвие – его длина как нельзя лучше сочеталась с его собственным ростом. – Замечательная сабля, голубчик, – где ты ее достал?
– Я тут, можно сказать, ни при чем. Цянь восхищалась моей подвеской. Я сказал, что это твой подарок, и мне захотелось подарить тебе что-то в ответ. Тогда она сказала, что когда молодой дракон берет себе спутника, подарок делают обычно его, дракона, родители, и предложила мне выбрать что-нибудь самому. Я и выбрал. – Он смотрел на Лоуренса с глубоким удовлетворением, склоняя голову то вправо, то влево.
– Прекрасный выбор. Ничего лучше я себе вообразить не могу. – Лоуренс чувствовал себя до нелепости счастливым и успокоенным. Завершая свой наряд, он все время любовался на саблю в зеркале.
Хэммонд и Стаунтон облачились в платье китайских ученых мужей, но все остальные надели зеленые мундиры, выстирали и отгладили галстуки, до блеска начистили сапоги. Роланд и Дайера, тоже отмытых и отглаженных, усадили на стулья и запретили им шевелиться до времени. Райли предстал в синем флотском мундире, коротких бриджах и туфлях. Четверо морских пехотинцев в красном, которых он взял с собой, замыкали процессию.
Посреди двора поставили любопытного вида сцену – маленькую, трехступенчатую, всю в росписи и позолоте. На северной стороне восседала Цянь; слева от нее расположились Миньнин и Чуань, справа оставили место для Отчаянного с британцами. Присутствовало также несколько империалов, включая Мэй. Она, в блистательном уборе из золота и нефрита, кивнула Лоуренсу и Отчаянному со своего места. Белая Лян сидела рядом с Юнсином чуть в стороне от прочих гостей. По сравнению с темной шкурой других драконов ее бледность особенно бросалась в глаза; гордо вздыбленную манишку украшала сетка из золотых нитей, на лбу лежала большая рубиновая подвеска.
– Смотри, вон Минькай, – тихо сказала Дайеру Роланд, показывая на мальчика возле Миньнина. Тот был в таких же темно-желтых одеждах, что и наследный принц. Голову его венчала причудливая шляпа, и держался он очень важно. Видя, что Роланд машет ему, он слегка приподнял руку, опасливо косясь на Юнсина, и тут же ее опустил.
– Откуда вы знаете принца Минькая? Он что, уже бывал здесь? – насторожился Хэммонд. Лоуренс тоже хотел это знать. Вестовым не разрешалось уходить из дворца, и ни с кем из посторонних, будь он даже ребенком, познакомиться они не могли.
– Вы же сами познакомили нас на острове, – удивленно ответила Роланд. Лоуренс посмотрел еще раз. Должно быть, это тот самый мальчик, что приходил к ним с Юнсином – просто из-за церемониального одеяния его трудно узнать.
– Стало быть, Юнсин приводил на остров принца Минькая? – Раскатистая барабанная дробь заглушила дальнейшие слова Хэммонда; барабаны, видимо, были скрыты под сценой и по звуку напоминали двадцатичетырехпушечный залп.
Пьеса, разумеется, шла на китайском языке, но сценические эффекты были понятны без слов: актеры перемещались по всем трем ступеням, цветы расцветали, облака проплывали, солнце и луна всходили и заходили. Все это сопровождалось танцами и фехтованием. Зрелище захватило Лоуренса, но шум стоял такой, что голова у него разболелась. Он спрашивал себя, как это китайцы разбирают хоть что-то за громом ударных инструментов и постоянным треском петард.
Обратиться за разъяснениями к Хэммонду или Стаунтону возможности не было: эти двое все время общались на языке жестов, не обращая никакого внимания на спектакль, и украдкой наблюдали в театральный бинокль Хэммонда за Юнсином. Облака дыма и пламени, возвестившие о финале первого акта, сильно их раздосадовали.
В коротком антракте им наконец удалось побеседовать.
– Я должен попросить у вас прощения, Лоуренс: вы были правы, – сказал дипломат. – Юнсин явно намеревался сделать мальчика опекуном Отчаянного вместо вас, и теперь мне наконец стал ясен его мотив. Он хочет возвести Минькая на трон и стать при нем регентом.
– Разве император так стар? Или болен? – удивился Лоуренс.
– В том-то и дело, что нет, – многозначительно сказал Стаунтон.
– Насколько я понимаю, джентльмены, вы хотите обвинить принца в государственной измене и
