Я говорю: 'З-замерз на фиг!..'
Он говорит: 'Ну черт с тобой! Представь, что это не женщина, а - дыня! Бифштекс! Котлета!..'
Я кричу: 'Что ж вы сразу не сказали?! Я уже алчу!'
Режиссер кричит: 'Закрой рот! Что ты оскалился, она вся от страха дрожит!'
Женщина кричит: 'Я не от страха, а от несправедливости! Ему - бифштекс! Котлету! А мне - эту посиневшую морду?!'
Режиссер кричит: 'Представь, что это - торт!'
И тут бросилась она на меня так, что я на ногах не устоял и упал на режиссера. На этом репетиция и закончилась!
В театре
Значит, так: выдумывать ничего не буду, а расскажу только то, что видел своими глазами. Хотя и отказывался им верить.
Случилось это в прошлую пятницу в театре.
Давненько я в театре не был, так что поначалу даже понравилось: народу мало, никто не толкает, очереди в буфете нет. И мест в зале свободных много: не хочешь далеко сидеть - садись поближе. Одним словом, удобно. Хоть в театре себя человеком чувствуешь!
Сели мы с женой в партер: девятый ряд, места десятое, одиннадцатое. Это помню точно, как спектакль назывался - запамятовал. Что-то про проституток: какие они хорошие, а милиционеры - плохие. И чем бы все это кончилось - неизвестно, но тут встает с первого ряда человек достойно-гордой внешности, протягивает на сцену милиционеру десятку и говорит:
- Слушай, дарагой, очень прашу: монолог Гамлета!
Милиционер-артист от неожиданности как подавился и - ни слова!
- Слушай, не для себя прашу, - зритель не отставал. - Гости у меня, уважь!
В зале, конечно, оживление, смех. А на сцене засуетились и занавес опустили. Слышу, спорят там, шумят. Занавес колышется, как живой. Потом подняли его, на сцене те же и - режиссер.
- Для наших гостей из солнечного Армавира, - объявляет он как бы нехотя, но громко, - монолог Гамлета!
Взял десятку и, будто между прочим, сунул в нагрудный карман. Милиционер снял фуражку, пригладил волосы и, волнуясь, начал:
- Быть или не быть? Вот в чем вопрос!..
Таких аплодисментов давно не слышали стены театра. Даже люстра под потолком раскачивалась, даже я хлопал.
Тут на сцену полезли сразу с двух концов двое. Десятки несли в вытянутых руках, как цветы, как розы.
Я оглянулся - глаза зрителей сияли задором и интересом. В открытую дверь в зал просачивался народ и занимал ближние места. 'Идет эксперимент! - тихо объясняли они друг другу. - Поиск новых форм!..'
- Для Бориса Петровича Расторгуева, владельца мебельной фабрики, монолог Гаева из пьесы Антона Павловича Чехова 'Вишневый сад'! - объявил режиссер, убирая купюры в карман и отступая за кулисы.
Артист, который играл сутенера, снял парик, отлепил фальшивые усы. Хорошее, доброе и чуть грустное лицо у него было.
- Дорогой, многоуважаемый шкап! Приветствую твое существование!.. - проникновенно произнес он, и что-то теплое разлилось у меня в душе, родное, близкое...
Уж как мы ему хлопали - до сих пор побаливает правая рука и левое ухо. И такая празднично- семейная обстановка образовалась в зале и на сцене, что режиссер, выйдя к рампе, сам достал из своего бумажника деньги, переложил их в нагрудный карман и запальчиво объявил:
- По моей просьбе, в честь моего будущего ухода из театра - монолог Отелло! Исполняю - я!
Минут пять он не мог приступить к чтению - мешали рукоплескания и крики 'браво'! Народу набилось: уборщицы со швабрами, гардеробщицы с пальто, вахтеры, электрики, пожарник, знакомые, соседи, прохожие...
- Молилась ли ты на ночь, Дездемона?! - начал режиссер, и столько в его голосе было неподдельной боли и страсти, что несколько женщин в зале сразу зарыдали, а одна старушка выкрикнула:
- Невиноватая она! Невиноватая!..
Не знаю, что со мной случилось. Но если после современных фильмов мне обычно хочется сказать жене какую-нибудь колкость, то тут защемило вдруг сердце от несправедливости своей, мелких упреков. Захотелось стать как-то чище сердцем, мужественнее и даже - не поверите - умнее.
Возвращались мы из театра молчаливые и, что уж греха таить, как бы отмытые от суеты повседневной и грубости.
Вечерняя улица была тиха и спокойна. И такая гармония царила в мире, будто и луна, и дома, и люди там, за светящимися окнами, - все мы родственники.
Жду звонка
Почему-то никто не звонит... не предлагает: 'Виктор Михайлович, не хотите ли поехать в Голливуд?'
Специально сижу дома... учу: 'Молилась ли ты на ночь, Дездемона?' Получается хорошо, потому что жена уже боится. Только закроется в ванной, я в дверь: бух-бух! 'Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!'
Она кричит: 'Я круглые сутки молюсь, чтоб ты пропал!'
Никаких устремлений у человека! Съест ужин и смотрит в телевизор. Я из корпуса все вынул, она только в телевизор, я оттуда: 'Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!' Она - брык в обморок. Вот как в роль вошел: я ее еще не душил, а она уже упала!
Жду звонка из Голливуда. Репетирую. В электричке контролер: 'Ваш билет?' Ну, я от нервов малость перепутал... встал и говорю: 'Молился ли ты на ночь, Дездемон?!' Он говорит: 'Я - Николай Иванович!..' и пятится. Я - за ним. Выскочили на платформе '43-й километр'. Я час ждал следующую электричку. А контролер убежал в лес. Его два дня искали. Нашли в глухом овраге, они сидели с волком, обнявшись от страха.
Жду звонка. Репетирую. Зашел в акционерное общество, говорю: 'К нам едет ревизор!' - их всех как ветром сдуло! Главного потом на границе задержали, заместитель сам с повинной пришел. Бухгалтер дал мне взятку, которую тут же отняли бандиты! Жду звонка.
Вчера только сел ужинать - звонок! Я чуть не подавился, схватил трубку, слышу: 'Это прачечная?' Я говорю: 'Это Кремль! Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!' На том конце сразу замолчали. А потом говорят: 'Ну наконец-то в стране порядок будет!' Я думаю: ну их с их политикой! И чтобы подумали, что у меня занято, говорю в трубку: 'Пи-пи-пи...' Они говорят: 'Ну вот, один уже от страха описался!'
Жду звонка. Репетирую.
Жена теперь у соседки ночует - боится, что я ее задушу. Соседи при виде меня прячутся. Один вчера не успел, я его схватил, кричу: 'Человек - это звучит гордо!' Он вырвался и - бежать! Отбежал и как кирпичом в меня шарахнет, хорошо, я увернулся, а я у его машины стоял.
Другого вечером подкараулил... он что-то тяжелое тащил. Я говорю: 'И ты, Брут?!' Он говорит: 'Сейчас все прут!' Дурак...
Другой только из лифта выходит, я говорю: 'Быть или не быть?! Вот в чем вопрос!' Он вместе с лифтом вниз рухнул. Прошиб землю, влетел в метро, сейчас на кольцевой последним вагоном работает. Объявляет: 'Наш поезд следует до конца кольца!'
На улице говорю нищему: 'Ничего, мы еще увидим небо в алмазах!' Он мне костылем как звезданет - у
