Эдгар взглянул на повелителя Некрополиса снизу вверх, и тут же получил предательский пинок в спину. Не удержавшись, он распластался на шершавом и очень холодном полу. Само собой, Уиллу было легко и приятно бить того, кто связан и на коленях…
– Прекрати, – поморщился Мессир, – пусть его поднимут. Хочу посмотреть в глаза предателю.
Эдгар почувствовал, как тощие пальцы новых воинов Мессира вцепились в локти, приподняли и, протащив несколько шагов, вновь поставили на колени перед владыкой.
Мессир улыбнулся, но в ярких бирюзовых глазах клокотала ярость.
– Скажи-ка, Эдгар, на что ты надеялся?
– Ни на что, Мессир.
– Странно, – владыка по привычке потирал свои большие белые руки, – к чему тогда весь этот устроенный тобой цирк?.. К слову, Эдгар, если бы ты так не цеплялся за эту Агнессу, я бы и внимания на нее не обратил. А ты лишь растравил мое любопытство и, как оказалось, не зря. Ты знаешь, где находишься, болван?
Эдгар осторожно повернул голову, окинул взглядом помещение. Тяжелые серые своды опирались на каменные столбы, к каждому из которых крепилась цепь с железным ошейником. Тусклый сумеречный свет едва проникал сквозь два прямоугольных оконца у начала потолочных сводов. И – хороший письменный стол, и плетеное кресло, где расположился Мессир… А за спиной Уилл с его мерзкой ухмылочкой да несколько замерших в ожидании приказа кукол.
– Не знаю, Мессир, – с трудом выталкивая слово за словом, проговорил Эдгар, – но полагаю, что в одном из ваших хваленых подземелий.
– Это не совсем так, Эдгар. Ты находишься в тюрьме для избранных, так сказать… Замок Волфенштейн, вот где мы.
– И никто не услышит отсюда моих криков, – Эдгар нашел в себе силы улыбнуться.
– Вот именно, – Мессир блеснул клыками, – и здесь мы поговорим по душам, мой влюбленный болван. А потом я уйду, а ты останешься. Один, до конца дней, терзаемый голодом и жаждой – но ведь умереть ты не сможешь. Такова цена непослушания, и такова цена любви.
Эдгар прикрыл глаза. Ему больно было смотреть даже на неяркий свет, все тело болело, и едва затянувшиеся раны, казалось, вот-вот раскроются.
– Как скажете, Мессир, – прошептал он и тут же схлопотал оплеуху.
Глядя на то, как Уилл потирает окровавленные костяшки пальцев, Эдгар подумал – вот, его бы следовало ненавидеть… Но сейчас блистательный сеньор Саншез не был способен даже на такое простое чувство, как ненависть.
«Я всего лишь устал. Смертельно устал», – мелькнула вялая, точно сонная рыба, мысль, – «Всевышний, когда же они меня оставят в покое?»
Эдгар поймал себя на том, что совершенно не слушает, о чем говорит Мессир. Взглянул на правителя Некрополиса – и удивился тому, каким ничтожным и суетливым сейчас выглядел Мессир. Значит, он только казался таким… великим?!! А эти запавшие темные губы, бегающие глаза, подрагивающие руки? Где все это было раньше, и почему этого никто не замечал?
– Рассказывай, Эдгар, рассказывай. Почему ты отказался выполнить мой приказ и сделал все по- своему.
Он поднял невинный взгляд на Мессира.
– Вы все правильно поняли, ваше темнейшество. Я влюбленный болван, и этим все сказано.
– Может быть и влюбленный, но отнюдь не болван, – усмехнулся владыка. И тут же махнул рукой Уиллу, – тащите его сюда, ближе.
«Как же больно… И когда все это закончится? Когда?»
Он старался даже не думать об Агнессе. С ней наверняка все будет хорошо, она останется жива и, быть может, потом о ней попросту все забудут. А сейчас… Лучше вспоминать все, что угодно, но только не ее.
И Эдгар подумал о разорванном на части верном Грангхе.
– Та-ак, – протянул задумчиво Мессир, – не молчи. Я ведь знаю, что под этой любовной чепухой есть кое-что еще.
– Любовь – страшная штука, ваше темнейшество, – покорно прошептал Эдгар, – и наказание, которое вы мне подготовили, я понесу совершенно заслуженно.
– Хм.
Белые пальцы Мессира отлепились от подлокотников и медленно, очень медленно подплыли к лицу Эдгара. Он отшатнулся, но тут же две пары рук вцепились в голову и плечи, не давая шевельнуться.
– Держите его крепче, – прошипел Мессир, – сейчас я и так все узнаю.
…Когда-то, очень давно, Эдгар слышал, что владыка Некрополиса умеет читать мысли одним только прикосновением – дар чрезвычайно редкий даже для урожденного вампира. И точно также, много лет назад, кто-то сказал – что, мол, не много тех, кто смог пережить это прикосновение.
«Отчего бы?» – Эдгару стало интересно, – «Что такого, если Мессир читает мысли?»
«Это слишком больно, чтобы перенести», – таков был ответ.
– Не выпустите его, – спокойно предупредил Мессир, и его большие и жесткие пальцы легли на лоб Эдгара.
…В глаза щедро плеснули кислотой. И пятно начало быстро расползаться – на лицо, на шею, на грудь, туда, где еще не до конца зарубцевались раны... Внутрь, пожирая внутренности, вгрызаясь в мозг, в сердце, легкие. Все. Наступило небытие.
– …Тебе еще повезло, – заметил Мессир, – это был самый обычный обморок.
Эдгар судорожно хватал ртом воздух и не мог надышаться. Легкие все еще горели, под черепом перекатывались капельки расплавленного олова. Но зрение возвращалось, вместе с ним – другие чувства. Вампиру показалось, что он плавает в чем-то горячем и липком; он, щурясь, запрокинул голову… ага, ясненько. Валялся он на полу в луже собственной крови. Раны все-таки открылись.
– Но между тем, – изрек Мессир, – ты мне принес вести столь радостные, что я даже сохраню тебе жизнь, дабы ты стал свидетелем моей окончательной победы. Даже я не мог предположить, что все именно так сложится. Великолепно! У меня просто нет иных слов!
…Наконец его оставили в покое. Исчез Уилл, исчез Мессир, испарились золотоглазые куклы. Осталась лишь темная и холодная камера, обитая ржавым железом дверь с зарешеченным оконцем и два рыжих оборотня по ту сторону двери – которые, как слышал Эдгар, тут же уселись играть в кости.
Вот она, ловушка. Можно выть от собственного бессилия, можно царапать камни, грызть ржавые полосы на двери – все бесполезно. А Мессир тем временем доберется до Агнессы, и ей уже ничем нельзя будет помочь…
Эдгар забился в угол камеры, прижался всем телом к холодным, отнимающим саму жизнь камням. Заснуть бы – и больше никогда не просыпаться, чтобы перестать думать о девушке с локонами цвета крепкого кофе… Наконец, перестать мучить себя мыслями о том, что все могло быть иначе, и что он, Эдгар Саншез, все-таки мог спасти Агнессу – но так и не придумал, как это сделать правильно.
Холод и темнота навевали сон. А за стенами замка Волфенштейн на смену ночи приходило новое, умытое росой и свежестью утро…
– Эй, ты.
– Ну что еще? – он с трудом разлепил веки и увидел склонившихся охранников, рыжих и лохматых, словно дворняги. У них, при ближайшем рассмотрении, оказались совершенно одинаковые бороды лопаткой. Носы – широкие, сплошь усыпанные веснушками – тоже выдавали родство.
– Тебя как звать-то? – пробасил старший оборотень.
«А тебе что за дело?» – вертелось на языке у Эдгара, но он пересилил себя и представился.
– Во, я так и думал! – обрадовался младший и почесал бороду, – ну, отдыхай тогда, сеньор Эдгар.
Они ушли, тяжело хлопнув дверью и еще порядком повозившись с проржавевшим механизмом замка. А вампир и правда уснул – мгновенно, словно провалившись в темный колодец. Но даже во сне ему казалось, что он все еще может спасти Агнессу, и что он по-прежнему обнимает ее на дне злополучного оврага, и что они остались совсем одни в целом мире, в благословенной тишине, когда слышен только стук сердец…
