загородный дом в Переделкине, коллекцию картин и фарфора. Папа сначала был неудачником, а потом вдруг углубился в политику и превратился в политолога, и заработал на неслабый особняк в Немчиновке, и завел жену старше Вари на три года, и купил Варе машину, а маме в знак признательности – браслет от «Тиффани». Потому что мама, когда папа еще был кромешным неудачником, не вытолкала его взашей, не сказала, что без него всем будет легче. Она работала, и давала ему денег, и уверяла, что все получится, а когда получилось, вздохнула с облегчением, и они, наконец, расстались.
Мама у Вари была адвокатом, зарабатывала неплохие деньги и никогда в жизни не сидела без дела. Если после работы нечего было делать, мама строила дом, или меняла квартиру, или придумывала ремонт, или занималась организацией литературной премии...
А по субботам в Переделкине, где жила бабушка, собирались все: отец с женой, мама с мужем, который на десять лет ее младше, отчимы – все трое, со спутницами, и двоюродные сестры, и дядя, и друзья. И отец, как самый богатый, покупал шашлык и никому никогда не разрешал скидываться, а дядя разводил костер, женщины накрывали на стол, один из отчимов топил русскую баню, и они сидели до утра, и уже болели щеки от смеха, а они все не могли успокоиться, потому что всегда было что сказать.
И Варя знала: никакая Клава, Галя, Лариса никогда не поймут, дай ты им хоть миллиард, что это такое. Не поймут, как можно жить, если ты сервиз из лиможского фарфора не купил в магазине за восемьдесят тысяч долларов, а он достался тебе от прабабушки. И не поймут, что браслет с бриллиантами – подарок расщедрившейся Лили Брик.
Варя знала, что такое порядочность, что такое честь и достоинство и что значит хранить эти ценности бережнее, чем лиможский фарфор или украшения Фаберже, и передавать по наследству, и понимать, что семья – это история.
И тем более Варя понимала, что люди новейшей формации – те, у кого за плечами голодное детство, зависть, удивленное выражение лица при упоминании об Эжене Ионеско, они другие. Они хищные, умные, жесткие, они работают, как одержимые, они молодцы, но... Они дикие.
И Варя понимала, что ни с одним «диким» ей не управиться, и что «дикому» она не нужна, и вообще она не выдержит, если Он будет на работе до одиннадцати и приедет капризный, требовательный, ни в какое кино не пойдет, потому что умер еще час назад – ему захочется телевизора, чая, бутерброда, прикажет заказать ему суши, потом снова чай, помять лопатки...
Быть женой такого человека – это профессия, это надо терпеть...
Поэтому Варя всегда знала, что найдется какой-нибудь обычный хороший парень, они станут ездить по субботам в Переделкино и будут счастливы, а та жизнь, которая проходит между перелетами на частных самолетах, – об этом даже задумываться не стоит.
А Богдан, кстати, иногда летал на частном самолете...
И Варя даже почти смирилась с тем, что все это происходит с ней. К хорошему привыкаешь быстро. Правда, удивлялась, что награда нашла героя. Только вот за что награда? Это был вопрос, на который очень хотелось знать ответ, потому как Варя была сторонницей версии, что ничто не происходит просто так.
Маша в ужасе смотрела на сотрудников редакции. Сотрудники с недоверием и осуждением смотрели на Машу.
«Какие-то они все неаккуратные, – с отчаянием думала Маша. – Наверно, потому, что умные... Что за чушь?! – возмутилась она. – Может, умные, но это не повод, чтобы бородой щи хлебать!»
Дмитрий уже ее представил, Маша, с трудом уняв дрожь в голосе, приветствовала подчиненных – старалась быть дружелюбной, но не фамильярной, строгой, но не властной...
Но в их глазах она читала недоверие, предубеждение и вопрос: «Да кто ты такая?» И это ее бесило.
– Политика журнала будет меняться? – спросил, наконец, мужчина с копной кудрявых волос.
– И да и нет, – сообщила Маша. – Даже не надейтесь, что еженедельник резко сменит курс – меня вполне устраивает общее независимое направление, но для нашего процветания и финансового благополучия необходимо кое-что подкорректировать.
– Что? – подала голос толстая дама в пончо.
У дамы были черные волосы оттенка «вороново крыло» – то есть с неестественным синим блеском, губы сверкали жуткой красно-оранжевой помадой, а с ушей свисали цыганские серьги с подвесками – крупные фиолетовые, зеленые и красные стразы в оправе под золото. Это была Рената Домогарова – известная обозревательница, радиоведущая и правозащитница. Маша была уверена: если Ренате что-то не понравится, она поднимет международный хай об ущемлении свободы слова, но Маша, пересилив робость, пообещала себе смело посылать Домогарову по всем известным адресам.
– Ваше отношение к журналу, – глядя Ренате в глаза, ответила Маша. – Судя по тому, чем вы занимались последние полгода, вы рассматриваете издание как арену борьбы с политическими структурами. Мы за резкость, за свой взгляд, даже за скандал, но мне от вас нужно, чтобы все перечисленное можно было продать.
– То есть теперь мы будем освещать премию Муз-ТВ и беременность Бритни Спирс? – проскрипел сутулый мужчина, которого Маша опознала как заместителя бывшего главного редактора.
– Евгений, мы начнем обсуждать Бритни Спирс, только если вы лично будете настаивать, – мягко ответила Маша. – Но не стоит, например, говорить, что у нашего президента руки в крови. Если у вас есть доказательства – обращайтесь в Гаагу, но, пока вы голословно бросаетесь такими фразами, нас никто не будет уважать.
– Да и не надо нам уважения! – возмутилась Рената. – Мы последние, кто говорит правду!
– Правда требует подтверждения, – отрезала Маша. – Отрицая презумпцию невиновности, вы собственными руками заталкиваете нас обратно в прошлое. Вы меня понимаете?
Никто не сказал ни слова.
– Я очень рада сотрудничать с такими известными и талантливыми журналистами, но если кто-либо категорически против новой стратегии журнала, мы выплатим зарплату за два месяца и хоть с сожалением, но расстанемся, – неожиданно для себя выдала Маша, захлопнула папку и вышла, напоследок по-детски громыхнув дверью.
Вслед за ней выскочил Завьялов, втащил ее в свой кабинет и завопил:
– Маша!
Маша с ужасом смотрела на владельца, осознав, что балансирует на пороге увольнения.
– Гениально! – Завьялов схватил ее руку и принялся энергично трясти. – Я бы так не смог. Мы в тебе не ошиблись! Я уж с ними спорил, спорил, а они меня так путают, что голова болит... Я очень, очень рад...
Он еще долго рассыпался в комплиментах, но Маша его не слышала. Она и с ужасом, и с радостью думала о будущем: о том, что из нее получится отличный руководитель, о том, что скоро она, возможно, купит «БМВ»-кабриолет и все будут ее уважать, говорить с почтением, она станет звездой политических шоу, и все примутся восхищаться, какая она умная, толковая, молодая и красивая.
Лиза одернула голубое платье от «Гуччи», переложила сумочку из левой руки в правую, еще раз оценила свое отражение в стекле автомобиля и отправилась ко входу, у которого собралась толпа. Федор в последний момент заявил, что идти не может, так как некий партнер из Швейцарии прилетел на три часа позже и надо встречать. Но он заказал лимузин, в котором Лиза и добралась на Рублевку. Лиза не первый раз ехала в лимузине. Правда, раньше лимузин заказывали на дни рождения, свадьбы и похороны – это были старые, с видавшими виды сиденьями машины и ошеломительного впечатления не производили.
Этот же был новый, с роскошным кожаным салоном, телевизором, DVD-плеером, спутниковой связью, фантастическим мини-баром!
Лиза чувствовала себя Очень Важной Персоной и только воспоминания о Вике омрачали впечатление.
Концепт-кары Лизу мало интересовали: ну, машины и машины, а вот драгоценности, которые выставляла здесь же известная ювелирная фирма, посмотреть хотелось, вот это возбуждало!..
