– Мне так и показалось, что я услышала вашу машину, – сказала она, пытаясь улыбнуться.
Он наклонился и коснулся губами ее щеки.
– Все уладится, не убивайтесь.
Тельма глотала слезы.
– Мистер Монтгомери скончался. Что же теперь будет со мной, с Эльвирой, с Марком?
– А ну-ка утрите слезы, слышите? Говорю вам, все будет хорошо. – Дэлтон ласково посмотрел на женщину: – Вы ведь доверяете мне?
Тельма кивнула.
– Тогда сделайте одолжение, приготовьте нам с мистером де Шампом чаю со льдом.
– Сейчас принесу.
Дэлтон ступал по натертому дубовому паркету, вдыхая сильный аромат свежесрезанных цветов, к которому примешивался запах мастики для полировки мебели.
– Ты почти вовремя.
В дверях библиотеки показался Уильям де Шамп – мужчина на седьмом десятке, с копной вьющихся седых волос и зелеными глазами. Когда он сердился, лицо у него мгновенно краснело, и по этому признаку можно было безошибочно заключить, что сейчас он вне себя от гнева.
– Тем не менее рад вас видеть.
– Черт побери! – взорвался адвокат. – Ты до сих пор не усвоил, что это неприлично – заставлять себя ждать. Ведешь себя так, словно рос на конюшне. Неудивительно, что твой отец всегда сгорал со стыда за тебя. Твое место – среди подонков общества!
Дэлтон замер. Его взгляд стал жестким и опасно холодным.
– Поосторожнее в выражениях.
Де Шамп остолбенел.
– Ты еще смеешь мне указывать?
– Почему бы и нет? – отпарировал Дэлтон тем же убийственно безразличным тоном.
Адвокат сжал кулаки, но лицо его не утратило обычного самодовольно-чопорного выражения.
– Заходи! – скомандовал он, круто поворачиваясь и направляясь обратно в библиотеку.
Дэлтон вразвалку последовал за ним и плюхнулся в кресло перед массивным письменным столом отца, не сводя с адвоката пристального взгляда. Дэлтон ненавидел эту комнату. Именно здесь отец столько раз устраивал ему жестокую выволочку, а иногда и ремень пускал в ход. А теперь вот приходится терпеть оскорбительные выпады де Шампа… Но это ненадолго.
– Послушайте, приступим к делу. Вы не любите меня, я не люблю вас, и чем скорее мы покончим с формальностями, тем скорее сможем разойтись в разные стороны.
Де Шамп улыбался, как сытый кот.
– Боюсь, все будет не так-то просто.
– С чего бы это?
Де Шамп пропустил вопрос мимо ушей и извлек из портфеля большой плотный конверт.
– Ты готов выслушать завещание отца?
– Для этого я и приехал. Не тяните!
Билл с минуту смотрел на Дэлтона, пытаясь скрыть отвращение.
– Ты не очень-то считался с отцом, верно?
Дэлтон расправил плечи:
– Хватит читать мне мораль. Вам не понять, как я относился к отцу, и более того – это вообще не ваше дело. Вы просто наемный служащий, так что выполняйте то, за что вам платят. Огласите завещание.
Лицо де Шампа напоминало спелый помидор, который вот-вот лопнет, но, нацепив очки, он начал читать:
– «Я, Паркер Эверетт Монтгомери, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставляю по двадцать пять тысяч долларов каждому из моих преданных слуг: Тельме, Эльвире и Марку.
Моему сыну, Дэлтону Уинслоу Монтгомери, я оставляю свой дом, а также деньги, акции и другие ценные бумаги, однако лишь при условии, что он найдет своего первого ребенка, зачатого путем искусственного оплодотворения, и примет на себя юридические обязательства по отношению к этому ребенку».
Дэлтон сидел как громом пораженный, словно утратив способность двигаться. Даже мозг его, казалось, отключился.
Зато адвокат явно наслаждался произведенным эффектом. Он откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся:
– Ну как, сынок? Нигде не чешется?
Дэлтон вмиг стряхнул с себя оцепенение.
Он сдавал сперму, когда отчаянно нуждался в деньгах. С тех пор прошло более пяти лет! Каким образом отец до этого докопался?
