разгадке плазмы,а в загадке соблазна.Кто ушёл соблазнённый за реки,так, что мир до сих пор в слезах, —сбросив избы, как телогрейки,с паклей, вырванною в пазах?Почему тебя областнаянеказистая колеяне познанием соблазняя,а непознанным увела?Почему душа ночевалас рощей, ждущею топора,что дрожит, как в опочивальнеу возлюбленной зеркала?Соблазнённый землёй нелёгкой,что нельзя назвать образцом,я тебе не отвечу логикой,просто выдохну: соблазнён.Я Великую Грязь облазил,и блатных, и святую чернь,их подсвечивала алмазнособлазнительница-речь.Почему же меня прельщаютмузы веры и лебеды,у которых мрак за плечамии ещё черней – впереди?Почему, побеждая разум, —гибель слаще, чем барыши, — Соблазнитель крестообразнодал соблазн спасенья души? Почему он в тоске тернистойотвернулся от тех, кто любил,чтоб распятого жест материнскийих собой, как детей, заслонил?Среди ангелов-миллионов,даже если жизнь не сбылась, —соболезнуй несоблазнённым.Человека создал соблазн.1977E. W.Как заклинание псалма,безумец, по полю несясь,твердил он подпись из письма:«Wobulimans» – «Вобюлиманс».«Родной! Прошло осьмнадцать лет,у нашей дочери – роман.Сожги мой почерк и пакет.С нами любовь. Вобюлиманс.P. S. Не удался пасьянс».Мелькнёт трефовый силуэтголовки с буклями с боков.И промахнётся пистолет.Вобюлиманс – С нами любовь.Но жизнь идёт наоборот.Мигает с плахи Емельян.И всё Россия не поймёт:С нами любовь – Вобюлиманс.1977КНИЖНЫЙ БУМПопробуйте купить Ахматову.Вам букинисты объяснят,что чёрный том её агатовыйкуда дороже, чем агат.И многие не потому ли —как к отпущению грехов —стоят в почётном караулеза томиком её стихов?«Прибавьте тиражи журналам», —мы молимся книгобогам,прибавьте тиражи желаньями журавлям!Всё реже в небесах бензинныхуслышишь журавлиный зов.Всё монолитней в магазинахсплошной Массивий Муравлёв.Страна поэтами богата,но должен инженер копитьв размере чуть ли не зарплаты,чтобы Ахматову купить.Страною заново открытыте, кто писали «для элит».Есть всенародная элита.Она за книгами стоит.Страна желает первородства.И может, в этом добрый знак —Ахматова не продаётся,не продаётся Пастернак.1977* * *Когда звоню из городов далёких, —Господь меня простит, да совесть не простит, —я к трубке припаду – услышу хрипы в лёгких,за горло схватит стыд.На цыпочках живёшь. На цыпочках болеешь,чтоб не спугнуть во мне наитья благодать.И чёрный потолок прессует, как Малевич,и некому воды подать.Токую, как глухарь, по городам торгую,толкуют пошляки.Ударят по щеке – подставила другую.Да третьей нет щеки.1977* * *Когда написал он Вяземскомус искренностью пугавшей:«Поэзия выше нравственности»,читается – «выше вашей»!И Блок в гробовой рубахеуже стоял у порогав ирреальную иерархию,где Бог – в предвкушении Бога.Тот Бог, которого чувствуеммы нашей людской вселенной,пред Богом иным в предчувствиистановится на колени.Как мало меж званых избранных,и нравственно, и душевно,как мало меж избранных искренних,а в искренних – предвкушенья!Работающий затворником,поэт отрешён от праха,но поэт, что работает дворником,выше по иерархии!Розу люблю иранскую,но синенький можжевельникмне ближе по иерархииза то, что цвесть тяжелее.А вы, кто перстами празднымипоэзии лезет в раны, — вы прежде всего безнравственны,поэтому и бездарны.1977РИМСКАЯ РАСПРОДАЖАНам аукнутся со звономэти несколько минут —с молотка аукционаписьма Пушкина идут.Кипарисовый Кипренский…И, капризней мотылька,болдинский набросок женскийожидает молотка.Ожидает крика «Продано!»римская наследница,а музеи милой родиныне мычат, не телятся.Неужели не застонешь,дом далёкий и река,как прижался твой найдёныш,ожидая молотка? И пока ещё по деревуне ударит молоток,он на выручку надеется,оторвавшийся листок!Боже! Лепестки России…Через несколько минут,как жемчужную рабыню,ножку Пушкина возьмут.1977АBТОЛИТОГРАФИЯНа обратной стороне Земли,как предполагают, в год Змеи,в частной типографийке в Лонг- Айлендеу хозяйки домика и рифая печатал автолитографии,за станком, с семи и до семи.После нанесенья изошрифтадва немногословные Сизифа —Вечности джинсовые связисты —уносили трёхпудовый камень.Amen.Прилетал я каждую субботу.В итальянском литографском камнея врезал шрифтом наоборотным«Аз» и «Твердь», как принято веками,верность контролируя в зерцало.«Тьма-тьма-тьма» – врезал я по овалу,«тьматьматьма» – пока не проступало:«мать-мать-мать». Жизнь обретала речь.После оттиска оригинала(чтобы уникальность уберечь)два Сизифа, следуя тарифу,разбивали литографский камень.Amen.Что же отпечаталось в сознанье?Память пальцев и тоска другая —будто внял я неба содроганьеили горних ангелов полёт,будто перестал быть чужестранен,мне открылось, как страна живёт —мать кормила, руль не выпуская,тайная Америки святая,и не всякий песнь её поймёт.Чёрные грузили лёд и пламень.У обеих океанских водСША к утру сушили плавки,а Иешуа бензозаправкина дороге разводил руками.И конквистадор иного свойства,Пётр Великий иль тоскливый Каин,в километре над Петрозаводскомвыбирал столицу или гавань.Истина прощалась с метафизикой.Я люблю Америку созданья,где снимают в Хьюстоне Сизифыс сердца человеческого каменьAmen.Не понять Америку с визитомпраздным рифмоплётом назиданья,лишь поймёт сообщник созиданья,с кем преломят бутерброд с вязигойвечности усталые Сизифы,когда в руки въелся общий камень.Amen.Ни одно– и ни многоэтажнымя туристом не был. Я работал.Боб Раушенберг, отец поп-арта,на плечах с живой лисой захаживал,утопая в алом зоопарке.Я работал. Солнце заходило.Я мешал оранжевый в белила.Автолитографии теплели.Как же совершилось преступленье? Камень уничтожен, к сожаленью.Утром, нумеруя отпечаток,я заметил в нём – как крыл зачаток —оттиск смеха, профиль мотыльковый,лоб и нос, похожие на мамин.Может, воздух так сложился в складки?Или мысль блуждающая чья-то?Или дикий ангел бестолковыйзазевался – и попал под камень?… Amen.Что же отпечаталось в хозяйке?Тень укора, бегство из Испании,тайная улыбка испытаний,водяная, как узор Гознака.Что же отпечаталось во мне?Честолюбье стать вторым Гонзаго?Что же отпечаталось извне?Что же отпечатается в памятиматери моей на Юго-Западе?Что же отпечатает прибой? Ритм веков и порванный «Плейбой»?Что запомнят сизые Сизифы,покидая возраст
