водится на дне дворов-колодцев. А водились там прелюбопытные твари, с многочисленными крохотными алыми глазками – точками вспыхивающих сигарет, тихо позвякивающие когтями – стаканами и жадно булькающие слюной – пивом из баклах. Гарик старался обходить стороной компании, расположившиеся под детскими грибками, на горках и качелях. Но пару раз их все- таки окликнули. Однако Гарика сразу узнавали, и вместо стандартного «закурить не найдется?» обычно следовало предложение присоединиться, которое Гарик вежливо отклонял.
Когда они оказались в большой роще, Рикошет вздохнул с облегчением. Гарик свернул с асфальтовой дорожки на узкую тропинку, где им пришлось идти друг за другом. Воздух посвежел, но в то же время стал более холодным и влажным. Витек догадался, что здесь недалеко водоем, и понял, что они вышли к карьерам, о которых упоминал Гарик.
Рикошет поднялся на холм вслед за Бабаем. Роща кончалась здесь, сразу за угрюмыми развалинами дома, стоявшего на самой верхушке холма, противоположный склон порос только травой. Витек усмехнулся, оглядывая дом, и хотел уже спросить: «Здесь, что ли?», но тут узнал место. Эти развалины, которые музыкант назвал про себя «дотом», веслогорцы видели при въезде в Хириши. Рикошет посмотрел вперед. Так и есть. Под ногами серебрилась узкая лента Тигоды, чуть правее был мост. На другом берегу чуть ли не от самой воды начинались гаражи.
Витек словно споткнулся.
Даже лунный свет, способный осколок пивной бутылки превратить в алмаз, не мог облагородить эти разномастные, слепленные как попало из ворованных материалов будки. Чуть поодаль от толпы этих разнокалиберных оборванцев особняком стояла квадратная секция одинаковых бетонных гаражей. Музыканту они показались похожими на коробки, в которых прятались зловещие механизмы с голосами игрушек – Танк, Кукла, Астролог и кто-то еще. Скорее всего, это сравнение пришло ему в голову из-за недавнего разговора с Леной, когда Рикошету пришлось блеснуть эрудицией.
Гарик уже начал спускаться с холма. Не услышав шагов Витька за собой, он обернулся.
– Так мы идем к тебе в гараж? – спросил бас-гитарист.
– Да, – сказал Гарик. – Это не мой гараж, правда, а Орешка. Мы там тусуемся обычно, репетируем…
Рикошет криво усмехнулся.
– Не рано ли? – спросил он.
Гарик понял его вопрос по-своему.
– Он отапливаемый, отец Орешка печку с Икаруса снял, – сказал Гарик.
Витек догнал его, и они пошли рядом. Спустившись с холма, Рикошет повернул было к мосту, но Гарик отрицательно покачал головой.
– Мы пойдем через карьеры, так короче.
Они прошли берегом реки, перебрались через сильно сузившуюся здесь Тигоду по явно самодельному мостику.
– И какая у Орешка машина? – спросил Рикошет, когда они шли по узкой косе между двумя карьерами. Дальний берег карьера был очень высоким – туда пошел весь отвал из карьеров, и музыканты находились как бы на дне огромной чаши. Ни гаражей, ни последних городских многоэтажек отсюда видно не было. Черное небо с яркими точками звезд и серебряным полумесяцем в центре свода начиналось сразу за кромкой отвала.
– Да, был у него жигуленок потрепанный, так Орешек продал его, – сказал Гарик. – На таблетки, вишь, не хватало ему. Он глупость сделал большую – пошел на курсы водителя БТРа при военкомате, ну, его потом в Чечню и загнали… Орешек там на всю эту дрянь и подсел. Говорит, иначе невозможно было выдержать то, что там творилось.
– А, ты Орешка хотел попросить наш «газон» вести.
– Ну да. У меня вообще прав нет.
Ни камышей, ни уж тем более кувшинок не росло в черной воде по обеим сторонам косы. Здесь, сразу, видимо, шла глубина. Витек подумал, сколько здесь должно быть утопленников, и ему стало неприятно. Музыкант опасался живых людей гораздо больше любых мертвецов, но при мысли об отвратительных, разбухших телах, возможно, в каком-нибудь полуметре от носков собственных ботинок его передернуло.
– А в гараже Орешек сейчас всякую рухлядь хранит, – продолжал Гарик. – Знаешь, велосипед свой детский, лыжи…
– Папино старое ружье, – в тон ему добавил Рикошет.
Гарик удивленно посмотрел на него.
– Отец Орешка не охотился, – сказал он. – Вот у Андрюхи Свиста есть пистолет табельный, и это все оружие, которым располагает наша группа на случай гражданских беспорядков.
– Вот, значит, как… – сказал Витек задумчиво.
Коса вывела их на твердую землю, и сейчас они поднимались на гребень отвала. Рикошет добрался до самого верха и остановился. До заводских гаражей было рукой подать.
– Пообещай мне одну вещь, – сказал Витек. – Ты никогда не покончишь с собой, как бы у нас с тобой ни сложилось. Вообще – никогда не покончишь с собой.
Гарик покачал головой.
– Я смотрю, ты серьезно настроен… – сказал он растерянно.
– Очень, – спокойно сказал Рикошет. – Ну?
Гарик пожал плечами.
– Хорошо. Обещаю.
Витек первым начал спускаться по крутому склону.
Рома разделся и лег, выключил свет. Поворочавшись с полчаса, он понял, что заснуть так просто не получится. Парень решил покурить и поднялся со скрипнувшего топчана. Зажигать верхний свет не стал, опасаясь разбудить Риту, и вместо этого включил небольшое бра над столом.
Сидеть в одних трусах под открытой форточкой было холодно, и Рома одел футболку.
Он заметил на столе, рядом с хлебницей, какую-то книгу, и от нечего делать взял ее. Судя по рисунку растопыренной кровавой пятерни на обложке, это был какой-то ужастик.
Но, открыв книгу, Рома понял, что ошибся.
Грин вспомнил, как Рикошет сказал то же самое, только более прямо. Рома перелистнул еще несколько страниц.
Рома положил книгу на стол, провел пальцем по месту склейки страниц – книга явно была новая, неизмятая, и страницы все время поднимались, пытаясь закрыться. Парень устроился поудобнее и затянулся.
Тихо шелестели страницы.
Рита проснулась оттого, что жутко саднило горло. «Сушняк», сообразила девушка. Она встала, не попала ногами в тапочки и побрела на кухню босая. «Грина бы не разбудить», подумала Рита и в этот момент заметила за свет за стеклянной дверью кухни. От удивления Рита проснулась окончательно.
Грин поднял глаза на вошедшую девушку. Гарику нравились шелковые комплекты, которыми были завалены все рынки – короткий яркий халатик и ничего не скрывающая сорочка, и Рита носила их, но все равно чувствовала себя неловко. Поскольку сегодня она