– Надо будет почитать, – сказал Алик. – Будет хоть чем заняться, пока приговор выносят.
Рикошет вопросительно посмотрел на него и уже хотел спросить, что за приговор, но тут Алик вспомнил еще что-то важное и сказал:
– Да, и после приговора нам с тобой свиданий больше не дадут. Не положено. Так что ты не думай, что я забыл тебя, или там.. ну… фигней не забивай голову, в общем. Твоя жизнь ведь тоже… заемная, так что не трать ее на пустяки. С толком проживи ее.
– Хорошо, я так и сделаю, – сказал Рикошет.
– Прощай, – сказал Алик. – Да, и ты не уходи сразу. Тут с тобой еще один человек поговорить хочет. Он давно хотел, но боялся тебя напугать… думал, что не захочешь с ним разговаривать…
Рикошет понял, о ком говорит Алик, и к горлу его подкатил комок.
– Так ты будешь говорить? – спросил Алик.
Рикошет кивнул.Алик посмотрел на него таким взглядом, словно хотел запомнить навсегда. Рикошет протянул руку и осторожно погладил по лицу. Бандит отшатнулся.
– Хватит, – сказал он, но голос его выдал. – Прощай.
По равнине пронесся порыв теплого, даже горячего ветра, метнул в глаза музыканту пригоршню неизвестно откуда взявшегося здесь песка – местность вокруг была гладкая, как стекло. Рикошет зажмурился, а когда проморгался, Алика уже не было. Вместо него на табуретке сидел отец и напряженно смотрел на него. Видимо, ждал, когда же наконец сын откроет глаза.Рикошет сглотнул.
– Здравствуй, папа, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. До него дошла вся абсурдность такого приветствия, но он продолжил:
– Как там мама?
Лицо отца просветлело. Он поднялся с табурета и тоже подошел вплотную к черте, разделявшей его и сына.
– Хорошо. Привет тебе передавала. Просила, если будешь дома, чтобы сказал Аленке – пусть драцену почаще поливает. А то она засыхает совсем. Ты же знаешь, как мама любила этот цветок.
Рикошет покачал головой:
– Вряд ли, папа, мне удастся скоро поговорить с Аленкой.
– А может, Эмиль, хватит тебе по чужим домам болтаться? – спросил отец. Рикошет поднял на него взгляд. – Я хотел изменить завещание, но теперь радуюсь, что не успел. Квартира теперь твоя. Там сейчас Аленка хозяйничает, но ты же ее знаешь. Она уйдет, если ты попросишь.
– Спасибо, папа.
Губы отца задрожали:
– Ты прости меня.
– Прости и меня, папа.
Отец справился за слезами.
– За что, сыночек?
– За то, что сын у тебя такой пидорас, – с усилием сказал Рикошет. – Довел отца до цугундера…
– Ну, я-то по крайней мере уже здесь, – сказал отец спокойно. – А ты там, в этой грязи, куда я тебя толкнул…
Рикошет закусил губу.
– Папа, – сказал он. – То, что ты называешь грязью – это моя жизнь.
Отец поднял руку.
– Я не осуждаю тебя больше, и ты прости меня, что я тогда тебя из дома выгнал, – сказал он. – Да, и вот еще что. Еще раз тебе подобное не сойдет с рук. Те двое, тем более, были слугами Тьмы, да и за тебя заплатил Алик…
Рикошет не сразу понял, о чем говорит отец, а когда понял, воскликнул:
– Папа… Здесь совсем другое. Гарик, он…
– Не надо, не объясняй. Я все равно не пойму, – перебил его отец. – Но знай, что если Гарик когда-нибудь от всей души пожелает тебе смерти – ты умрешь. Так решено. Я люблю тебя, сынок.
Рикошет хотел ответить: «Я тоже, папа», но не успел. Раздался страшный грохот, силуэт отца вдруг дернулся, как это бывает на старых видеокассетах, и все померкло.
Несколько секунд Рикошет лежал, задыхаясь, и вообще не понимал, где находится. Грохот продолжался, и прошло несколько минут, прежде чем Рикошет сообразил, что это стучат в дверь гаража. Он поднялся, прошел через гараж и открыл.
На пороге стоял Гарик.
Рикошет пошарил по стене рукой и включил свет.
Гарик смотрел, как Витек снимает с гвоздя свою косуху. В Гарике кипело столько слов, что он никак не мог решить, с чего начать. Рикошет остановился и чуть наклонил голову.
– Извини, – сказал он. – Не надо было мне так шутить, насчет трупа. Но сейчас я сказал тебе правду, хочешь верь, хочешь – нет. Меня действительно так зовут. Я что-то… оказался не на высоте положения сегодня. Я в жизни вообще довольно часто оказывался в заднице. И, как и любой на моем месте, выл и плакал, просил небеса о помощи. А в ответ всегда появлялся только огромный хуй, который заталкивал меня еще дальше. Но сегодня, когда я сидел там, ты был так мне нужен, и я ждал тебя, и я думал только о тебе, боялся, что ты не придешь…
– А я боялся, что когда я приду, тебе уже будет ничего не нужно, – сказал Гарик хмуро.
– Но ты пришел. С валидолом.
– С нитроглицерином, – поправил его Гарик.
– Неважно. Важно то, что такое со мной в первый раз. Ну, бывай.
Рикошет сделал шаг вперед. Гарик, не поворачиваясь, закрыл дверь.
– Открой, – сказал Рикошет спокойно.
– Я не за этим пришел, – сказал Гарик.
Рикошет рявнул так, что гитара на полу рядом с ним отозвалась печальным звоном:
– Открой, я сказал!
У Гарика задрожали губы. Он торопливо открыл дверь.
– Хорошо, – сказал он. – Уходи, если хочешь. Но прежде выслушай меня.
– Ну?
– Я пока по комплексу шел, костерил тебя на чем свет стоит.
Рикошет странно усмехнулся и спросил:
– Подохнуть как собаке не желал?
– Нет, – помотал головой Гарик. – Надо же думаю, какое имя загнул… Не мог придумать что-нибудь попроще… А когда за ворота вышел, вспомнил. И вернулся.
– Что же ты вспомнил?
– Ты говорил, что у тебя тетка тут. А Марта Эмильевна у меня в музыкальной школе вела, – насупившись, сказал Гарик. – Меня тоже в честь дедушки назвали. Да еще, ты ведь сказал, что тот, другой, погиб в прошлом году. И имя его я теперь знаю. А про тот скандал даже в наших газетах писали. Как там … «Неожиданное убийство известного авторитета Алика Махмутдинова по кличке Ангел потрясло…»
– Не надо, – сказал Рикошет тихо.
Гарик замолчал. Витек почесал бритый затылок.
– Это плохо, – сказал он, морщась. – Что писали. Надеюсь, хоть фотографий не печатали?
