хорошо, конечно, но только медленно, как процесс выздоровления. Мариза — другое дело: она как будто сама состоит из пресной воды, ветра с реки и волн, которые разбиваются о желтые бетонные ледоколы, застрявшие в скалах и запорошенные песком. Я плохо представляю себя мирным капитаном в водах реки Сен-Лоран. Прекрасно, конечно, но это как бы жить в страхе перед настоящими просторами. Я вижу себя на равнинах Африки, как г-н Поль М. Стоун, две статьи которого я прочитал в июньском и июльском номерах «Ридерс Дайджест», когда лежал в постели и выходил из лихорадки. Вот так и знакомишься с разными людьми. Моя мечта — общаться и изучать старинные обычаи. Я выбрал бы племя, в котором девушки разгуливают в цветастых туниках, и таким образом мог бы вдохновенно «этнографировать», устремив взор на их черные, как подносы из эбенового дерева, груди. Будь я действительно образованным, я бы занялся изучением религий, лежал бы себе в гамаке где-нибудь в Амазонии и потягивал бы ром с кока-колой в окружении не слишком целомудренных девушек из того самого племени. Я бы нашел что проэтнографировать, лишь бы мне не мешали!
Но все это пустые мечты. «Франсуа, ты как флюгер», — говорила мне мама. Только одни флюгеры легко меняют мнения. Мариза тоже из их числа. Вчера она мне говорит:
—Франсуа, мне совсем не хочется, чтобы ты из-за этого болел и переутомлялся, тебе нужно отдохнуть. Но все же мне было бы очень приятно, если бы ты все же закончил свою книгу.
—Не волнуйся, все будет нормально. Теперь у меня голова уже не так болит при поиске слов. С каждым днем делается все легче. Успокойся, меня больше не будет бить лихорадка (я засмеялся), кроме творческой, конечно.
—И много у тебя получилось?
—Заканчиваю тетрадь. Но Жак сказал, что надо бы две.
—А можно мне взглянуть, что ты там написал? Одним глазком.
—Зачем тебе?
—Может, я начну о тебе иначе думать.
—Но я все тот же Галарно.
Как будто ей захотелось поменять обстановку. Может быть, ей в тот вечер разнообразия ради надо было заняться любовью с писателем?
—Если ты не дашь мне прочитать, я пойду в кино.
—Ага.
—Ты просиживаешь все вечера в своей столовке, с ручкой во рту.
—Так тебе надо, чтобы я написал книгу или нет? Это, кстати, была не моя идея.
—Ладно, пойду-ка я в кино.
—Я тебе это давно говорил.
—Тебе не кажется, что у нас здесь тесновато?
—Но у нас нет детей. А так, конечно, могло бы быть попросторнее.
—Ничего нового от адвоката?
—Он сказал, что это будет тянуться долго...
Хотя у меня и хороший адвокат. Он проводит много времени в разъездах между Оттавой и Монреалем, распутывая клубок разлук, адюльтеров, алиментов, заговоров с фотография ми-уликам и. Мне все это так в прошлом году осточертело, что я даже написал в «Ла Пресс»[42]. Я отправил письмо главному редактору газеты, в раздел «читательская трибуна». Я писал, что все эти бумаги, которые подают на рассмотрение в парламент, столь же абсурдны, как и сроки для получения развода, и что я, несмотря на неудачный опыт в Леви, хотел бы жениться вновь. И подписался своим именем. Только все это ничего не дало.
А
—All work, no pay?[43] Это несерьезно, Франсуа! Я прихожу за вами в шесть часов, ты запираешь свой дворец, и я веду вас есть фондю по- бургундски. Ты, конечно же, и понятия о нем не имеешь, а ведь это вкусно! А потом? Бог мой, потом — кино, театр, или же, если желаете, я поведу вас в парк Бельмон. Мне самому давно хочется сходить туда еще разок!
Мариза, разумеется, решила не упустить случая. Вечера тянутся один за другим, словно бредущее гуськом бесконечное индейское племя, и она постепенно впадает в неврастению. Это ей надо было бы писать книгу!
Итак! Это был тот еще вечерок! Я — в темном костюме, Мариза — в вечернем платье с глубоким вырезом, так бы нырнул туда и зацеловал повсюду, а Жак явился в обычной рубахе, грудь нараспашку. Получалось, что у нас с ней — дурацкий вид. Поди угадай, во что одеться для выхода в свет нашему брату-монреальцу. Для начала мы распили на троих бутылку джина и, независимо от числа расстегнутых пуговиц, набрались до одинаковой кондиции. Жаку захотелось искупаться. Я отказался со словами: выходной сегодня не у тебя, а у меня. Ну, идем в твой чертов ресторан есть это самое фондю. А он все равно разделся прямо на глазах у Маризы и голый пошел к озеру. Озеро было в двух шагах, достаточно только перейти шоссе. Но, едва помочив ноги, Жак бегом вернулся обратно. Ясное дело, цуцик! Потом, в половине восьмого, мы ушли. В машине у меня от голода желудок сводило. Я был готов съесть что угодно. Фондю по-бургундски — это вкусно. Я не мог бы подавать его в «Короле», так как детям такое нельзя, а вот если с чесночным соусом — пальчики оближешь. Я даже списал рецепт, вот он:
