неожиданно Илье стало тошно от ее веселья, от того, что девчонка эдак разом влилась в совершенно чуждый ей мир незнакомых людей.
Подскочил Альберт и спросил торопливо:
— Ты видел свою пловчиху, Марию?
— Видел, — буркнул Илья.
— Я ж ее специально для тебя нашел, раз ты так по ней страдаешь! Куда она делась?
— Ушла со своим кавалером.
— Ну, если ты растяпа, то это не моя вина! А каково у нас получилось?
— Сколько в кассе? — сухо спросил Илья.
— Больше, чем мы ожидали. Я твоей девчонке вместо двух тысяч за проигрыш дам три. Славная девчонка!
— Она еще не проиграла.
— Да что ты! Это вопрос решенный. Сейчас увидишь, что Анька начнет творить!
Он оказался прав. Едва прозвучал гонг, как Боевая Машина неторопливо, с мужской неуклюжестью вошла в яму и, волоча в грязи ноги, словно тяжелый танк, двинулась на качающуюся Римму. Для сохранения спасительной длинной дистанции у Золотой Рыси уже не хватало сил, не хватало сил для легких передвижений и маневра. Чемпионка Алабамы снова включила в работу страшные удары своих чугунных ног и упорно била пятками в живот, а когда Римма сгибалась от боли — в голову. Римма падала в грязь, но Машина расчетливо не наваливалась на нее — показуха уже была не нужна — позволяла ей подняться и снова сокрушала тоненькую фигурку, колотила в лицо коленями и пятками. В середине раунда, когда Римма уже не могла подняться из грязи, не могла даже встать на четвереньки, Боевая Машина приступила к последней стадии уничтожения соперницы. Опять уселась ей на спину, захватила шею под правый локоть и принялась проводить удушение с одновременным утоплением головы противницы в грязи. Публика ревела, как стадо голодных быков, все повскакивали со своих мест, облепили края ямы, кидали в соперниц комьями грязи и, похоже, сами были готовы принять участие в схватке с той или иной стороны.
Боевая Машина вдавила Римму в грязь полностью, так что на поверхности ничего не было видно, и продолжала душить ее. Оттуда, где в грязи скрывалась Римма, даже пузырей не подымалось.
Илья охнул, прыгнул в яму, схватил Боевую Машину за плечи и попробовал оторвать от Риммы. Руки его соскользнули со скользких грязных плеч, и он рухнул в грязь навзничь — вместе со своим смокингом и крахмальной манишкой.
Вполне законное вмешательство судьи чемпионку Алабамы ничуть не смутило — она оторвалась от своей жертвы и, едва Илья приподнялся, влепила ему в челюсть вполне профессиональный, мужской удар. Под взрыв хохота уже обессилевшего зала Илья вновь опрокинулся на спину.
— Судью на мыло! — тоненько провизжал чей-то почти детский голосок.
Короткое вмешательство Ильи позволило Римме приподняться, встать на колени, из последних сил вцепиться в волосы противницы, и тут же раздался громкий болезненный крик Боевой Машины — Римма вонзилась зубами ей в нос! И как ни дергалась чемпионка — челюсти Риммы сомкнулись мертвой бульдожьей хваткой, и оторвать ее от себя Боевая Машина могла лишь вместе со своим носом. Она завыла и принялась хлопать крепкой ладошкой по поверхности грязи, что во всех видах борьбы означает одно — сдаюсь, прошу пощады!
Подвал, казалось, должен был рухнуть вместе с пятиэтажным кирпичным домом от заключительного, торжествующего рева зрителей. Илья схватил Римму за уши и оттягивал от соперницы, выкрикивая ей в ухо:
— Все! Конец! Победа! Все!
Сам он был покрыт грязью еще гуще, чем бойцы.
Альберт вскочил на стул, в руках его оказался мегафон — и хрипло запел финальное славословие из оперы «Иван Сусанин».
Слов классического произведения не знал никто, поэтому единодушно, в истерику, в нечеловеческий взлет взвинченных эмоций, принялись повторять в нарастающее крещендо:
— Славься-я-я-я! Славься-я-я-я!
Голая, покрытая грязью Римма взлетела на плечи Корвета, а тот выделывал под ней замысловатые коленца и тоже зашелся в патриотическом раже.
— Славься-я-я!
Заносчивой Америке получилось полное посрамление, во всяком случае на Тверской-Ямской, в подвале старинного московского дома.
Через четверть часа в зале никого не было, свет потушили. Публику развезли по казино, чтобы продолжали прожигать жизнь.
Через час кое-как привели и себя в порядок, посчитали выручку. Поделили доли.
Чемпионка Алабамы получила две тысячи, угрюмо плакала, но никаких претензий не высказывала — использование в боевой ситуации клыков допускалось, и она не оспаривала победы соперницы. Даже набралась профессионального мужества и пожала Римме руку.
Во время дележки выручки за портьеру вошел тихий и осторожный мистер Чанг и вежливо сказал Илье:
— Господин Пересветов, Куприянов-сан хочет поговорить с вами, если у вас есть немножко времени.
Корвет вытаращил на Чанга глаза и не удержался:
— Это еще что за лягушка?
— Я не лягушка, я дипломированный повар. Прошу вас посетить наш ресторан «Белый дракон».
Следом за Чангом Илья вышел в зал и застал Куприянова все на том же стуле, все в той же позе — нога на ногу.
— Добрый вечер, Илья Иванович. За суетой мероприятия мы не успели поздороваться.
— Добрый вечер. — Илья упал на стул рядом. Вся одежонка на нем была мокрой, смены не нашлось, и он сидел перед элегантным Куприяновым словно нищий из-под дождя.
— По трезвому размышлению, Илья Иванович, я пришел к выводу, что нелепую войну между нами следует прекратить. Я понял, что мы люди одного дела и одних интересов.
— Пусть так, — кивнул Илья.
— Отлично организованное шоу, между прочим. Отлично. Вы сейчас не склонны ни к приятельской, ни к деловой беседе, не так ли?
— Правильно.
— Ну, разумеется. Посетите на днях мое заведение. Оцените искусство мистера Чанга, и мы с вами разрешим все наши проблемы мирным путем. И я думаю, что с пользой друг для друга. Я жду вас, скажем, во вторник. В вечерние часы. Это вас устроит? — Он достал из бумажника визитку.
— Да. Так мы закончили военные действия?
Куприянов задумался, потом улыбнулся:
— Пока нет. До завершения мирных переговоров. Надо все-таки утрясти наши финансовые требования друг к другу.
Он подал Илье жесткую картонку визитной карточки, поднялся со стула, поклонился и ушел из зала в сопровождении своего повара, обязанности которого в целом казались непонятными.
Илья глянул на визитку. На ней значилось:
КУПРИЯНОВ АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ
ресторан-дебаркадер
