минуту принялся автоматически выполнять заданную программу.
Он поднялся к себе, быстро вымылся под горячим душем, переоделся и взялся за телефон. Посмотрел на часы — 03.40.
Шершов поднял трубку почти сразу — видимо, аппарат стоял у постели.
— Александр Викторович, простите за звонок среди ночи, — невыразительно выговорил Илья. — Случилось несчастье, — он выдержал паузу, чтобы не довести человека до инфаркта.
— Да? Что произошло, Пересветов?
— Погибла дочь Всесвятского — Валентина. В Феодосии. Ее дядя Михаил прислал мне телеграмму. Старик, похоже, не в состоянии что-то сделать. Я сейчас вылетаю и потому не буду на работе…
— Да о чем же разговор, Илья! Михаил Всесвятский, конечно же, беспомощен! Вылетай и будь там столько, сколько надо!.. Бог ты мой, как это произошло?
— Ничего не знаю.
— Хорошо. То есть какое там хорошо! У тебя деньги есть?
— Есть.
Он положил трубку, быстро собрал в портфель дорожные вещи и выскочил из дому. Расписания авиарейсов в Крым он не знал, но был твердо уверен, что за несколько часов долетит до Симферополя, а там до Феодосии рукой подать.
Лишь когда он уже сидел в самолете, а машина, разогнавшись по взлетной полосе, пошла вверх, навстречу занимавшейся на востоке заре, ему пришла в голову мысль, что чрезмерной спешки можно было бы уже и не устраивать, можно было не платить бешеных денег за такси до аэропорота и не переплачивать за авиабилет потому, что несколько часов опоздания уже ничего не решали. Спешка не спасала никого.
Глава 17
Милицейский чин из правоохранительных органов города Феодосии был невысокого ранга (и до него- то Илья добрался с трудом), сравнительно молодой, рано располневший и облысевший мужчина, апатичный, удручающе спокойный. В беседе он сохранял за собой право на монолог, принимая на себя роль лидера. Между фразами делал большие паузы, то ли сам собираясь с очередной мыслью, то ли давая собеседнику время обдумать всю глубину его изречений.
— Видите ли, дорогой москвич, вы не можете знать всей обстановки в Крыму… Криминогенная обстановка на полуострове такая сложная и тяжелая, какой нет во всей России… То есть на Украине и в России… У нас — национальные конфликты, экономические конфликты, социальные конфликты, дележка сфер влияния между мафиями, грабежи и просто хулиганство… У вас в Москве — рай для милиции по сравнению с нами… Мы каждый день находим трупы в городе, в горах, вылавливаем их из моря, как в данном случае… В данном, в вашем, случае никакого криминала не просматривается… Нет никаких следов криминала… Девушка дорвалась до моря, решила искупаться, вода еще достаточно холодная, к тому же слегка штормило и… Все элементарно… Экспертиза вскрытия также не наводит на какие-либо подозрения… Мы, конечно, отработали возможные версии… Носильные вещи и ее сумочка остались на пляже… Деньги не похищены… Вы напрасно пытаетесь устроить следствие.
Возражать ему было нечем, да и незачем, это было совершенно очевидным.
— Я понял, — оборвал Илья вяло текущий монолог. — С патологоанатомом, проводившим вскрытие, можно поговорить?
Столь сложный вопрос заставил милиционера задуматься минуты на полторы.
— Вообще-то мы такого не допускаем… Беседы со следователем вам должно хватить… Но поскольку москвичи народ скандальный и настырный, то я устрою вам встречу с судмедэкспертом… Чтобы вы не обвиняли крымскую милицию в небрежении…
Он взялся за телефон и для того, чтобы найти патологоанатома, сделал звонков пять в разные места и с каждым звонком вздыхал с нарастающим осуждением, все с большей укоризной поглядывал на Илью. Наконец, сказал:
— Ваша беседа может состояться только в неофициальном порядке… На всякий случай… Поэтому патологоанатом — Скороходов Владислав Петрович ждет вас через полчаса около входа в кинотеатр на центральной площади…
Скороходов оказался мужчиной молодым, подвижным, говорливым. С его энергией ему бы в футбол играть, а не прозябать в холодных подвалах морга.
Едва пожав Илье руку, он тут же сказал:
— Помянем покойницу? За ваш счет, простите. Я — на полной мели, как и все честные крымчаки. У нас тут только жулье жирует, а все остальные лязгают зубами!
— Помянем, — кивнул Илья. — Где тут поуютней?
— Пока не начнется сезон — нигде! Мы — люди курортного сезона, а в межсезонье — нищенствуем! Но если сейчас пойдем надето, минуем музей Айвазовского, то там найдем ресторанчик памяти великого писателя Александра Грина, и потому он называется «Алые паруса»! И вот там-то мы сможем сегодня посидеть красиво и даже если наши дураки снова объявят сухой закон, то хорошо посидим и завтра.
— Пошли, — улыбнулся Илья. Скороходов понравился ему своим откровенным цинизмом.
Почти в пустом зале ресторанчика они уселись к столу у окна и принялись большими фужерами глушить сухое вино, от которого у Ильи только голова болела. Вино не подымало настроения и не привносило в душу никакой степени высокого блаженства.
— Дело вашей подруги совершенно очевидное. Никаких сомнений нет. На теле никаких следов борьбы, насилия или сопротивления насилию. В этом плане могу вам сообщить, что она была и скончалась девственницей, но об этом вы знаете, как я полагаю, лучше меня. Так?
— Так, — кивнул Илья.
— В легких — морская вода. И все остальные показания — однозначны. Утонула по причине собственного небрежения. Физическое развитие — слабое, спортом не занималась. Мягкая, ласковая женщина. Простите, если это определение вам неприятно.
— Ничего. Ну, а теоретически может быть такая ситуация, что слабую женщину сунули головой в воду, утопили, раздели и оставили на пляже?
— Теоретически возможно все! Теоретически возможен и такой факт. При значительном превосходстве нападающего в силе при наличии фактора внезапности нападения возможна предполагаемая вами ситуация. А теперь, с вашего позволения, я предлагаю от красного сухого вина перейти к светлому. Светлое — освежает.
Перешли к светлому, но и после него у патологоанатома никаких новых версий гибели Валентины не появилось, да и, судя по всему, не могло появиться.
Через полтора часа, покинув ресторан и ощущая звенящую боль в висках, Илья вышел к морю и попытался найти тот пляж, на берег которого, по словам Скороходова, было выброшено тело Валентины. Там же нашли и ее одежду.
Пляж был коммерческим, платным, и калитка оказалась закрытой. Сезон еще не начинался. По версии ленивого милицейского чина, в тот вечер Валентина проникла на пляж сквозь одну из многочисленных дыр забора. Скороходов придерживался того же мнения, подкрепив его тем соображением, что никому из местных жителей и в голову не могло прийти платить деньги за купание в море.
Илья прошел вдоль ограды пляжа и без труда нашел эти самые дыры. Порой замаскированные, порой на самом виду — они были. Но представить себе, что Валентина полезла в дыру или сиганула через забор, было невозможно. Еще меньшей была вероятность того, что она вообще в тот вечер полезла в воду. Тому было несколько причин. Во-первых, вода еще достаточно холодная, а Валентина была мерзлячкой, «моржеванием» отродясь не увлекалась и ездила на курорты только в июле — августе, когда море прогревалось как следует — это Илья помнил хорошо. Во-вторых, мало вероятно, чтобы такая трусиха, как Валентина, пошла одна на пустой вечерний пляж. И, наконец, в-третьих, она не умела плавать! И уж коль скоро море слегка штормило, она бы не полезла в воду ни за какие коврижки.
Илья пробрался на пляж и присел на свежепокрашенную скамью.
