креветками, встал со стула, подошел к подслеповатому дохляку и без предупреждения и угроз второй раз ударил его ногой в ухо. Значительно слабее и уже в другое – так сказать, для симметрии…
Громко охнув от боли, чернявый тряпичной куклой повалился на бок и, до крови кусая губы, начал судорожно сучить ногами.
– Надо же, пацаны, ошиблись мы, оказывается, – печально вздохнув, обратился к подельникам Реаниматор. – Искали барыг, снимающих тут порнуху, а попали на идейных собирателей политического компромата. Вроде СиДоренко и Нервозова. Как их там сейчас с ящика величают? Информационные… киллеры? Или пидоры? Лобастый, не помнишь?
– Не знаю, как кличут тех шакалов, но эту брехливую вонючку пора называть трупом! – Лобастый с барской неспешностью поднялся из-за стола, поигрывая зажатым в руке «ТТ», приблизился к тихо скулившему Артуру и остановился, ожидая дальнейших распоряжений бригадира.
– Терпеть не могу, когда на доброту отвечают хамством, – назидательно заметил Леха. – Так что слушай сюда, мокрота чахоточная. Еще раз загонишь лажу, пеняй на себя. Погнали еще раз. Кто такой, откуда, чем здесь занимаешься? Быстро!
– Артур Эрлих, из Пскова, – хлюпая носом, плаксиво занудил порноделец. – Снимаем на улице шлюх, в тачке усыпляем газом, везем сюда, колем дурь и заставляем сниматься на видео… Потом монтируем фильм, ставим титры и сбрасываем материал через Интернет.
– Куда?
– В Финляндию. Там у местных есть своя постоянная клиентура, – пояснил Артур. – Детали распространения меня не интересуют, главное – платят регулярно, в валюте.
– Сколько?
– В среднем около двадцати тысяч баксов за часовой фильм. Но только если не забракуют, – чуть слышно прошептал «кинематографист». – Тогда приходится доснимать и перемонтировать.
– Давно тут окопались?
– Полтора года почти…
– И сколько бессмертных шедевров уже изваяли?
– Точно не помню. Пятнадцать, кажется…
– Не слабо, – присвистнул Леха. – А после окончания съемок, значит, ширяете шлюхам ударную дозу, и эти две обезьяны везут девок в лес, где кончают их и топят в болоте? – с металлом в голосе не столько спрашивал, сколько констатировал давно известный факт Реаниматор. – Чего молчишь? Никак язык от страха проглотил? Эй, болезный!
– Н-нет. То есть… Д-да… В лес… иногда… Когда другого выхода не остается… Понимаете… специфика съемок… Бывают особые заказы. Потом приходится как-то избавляться от отходов… Только откуда вы… знаете? – с дрожью в голосе спросил Артур. – Ведь никто не видел! Не мог видеть!
– Ошибаешься. И вообще это не твое собачье дело – откуда, – мгновенно осадил Леха распластавшегося у его ног подонка. Этот потный, обоссанный сморчок и его послушные бугаи вызывали в нем откровенную брезгливость. Таких отмороженных тварей, для которых жизнь человека, пусть даже шлюхи, – не более чем пустой звук, нужно кончать сразу и без сожаления. Только вот руки марать о всякое дерьмо неохота. Да и точка, как ни крути, доходная.
– Кто эти двое? – Леха кивнул на связанных амбалов.
– Вован и Ярри. Помощники, – пряча глаза, чтобы они не выдали обмана, чуть слышно пробормотал Артур. – Один – мой земляк из Пушкинских Гор. Второй – чухонец, из урок тамошних. Его дома, в Тампере, ихние мусора за мокруху ищут. Заказчики финские попросили у нас пристроить на годик-другой, пока там шум не затихнет. Я не против.
– С бабами, допустим, понятно, – сухо обронил Реаниматор, сдерживая негативные эмоции, не давая им прорваться наружу. – А мужиков для ебли где берете? Тоже на улицах ловите?
– Нет, – замотал башкой Эрлих. – Здесь все гораздо интереснее. Иногда, редко, конечно, Вован с Ярри сами харят. В гриме. Но в основном за счет, если можно так сказать, секс-туризма.
– Любопытно. И как это выглядит на практике?
– Легко. Приезжают богатые дяди из-за бугра, им завязывают глаза, везут сюда, снимают на видео, перегоняют материал им домой, на личный сайт, и те выкладывают десять кусков, чтобы по возвращении иметь возможность втайне от семьи время от времени дрочить, высунув язык и пуская слюни, любуясь на свое забугорное порево.
– А до кучи вы загоняете сюжеты с их участием еще и распространителям?
– Ну, разумеется, – признался Артур. – Деньги не пахнут. А так – двойная выгода.
– Во дают, суки! А если одним из клиентов чухонской фирмы вдруг окажется сам исполнитель? – вставил Лобастый и коротко хохотнул. – Прикинь засаду! Отмаксал «капусту» за крутую порнушку, подсел к монитору, а там, глядь, он сам, родимый!
– Ну и что? – пожал плечами Эрлих, заметно воодушевившись. Бандиты уже не выглядели такими ужасными, как в первую минуту. – Такое пару раз было. Только куда он, мудило, пойдет жаловаться? В полицию? Или в наше ФСБ? Будет, урод, тихо сидеть, как мышь. И молить бога, чтобы никому из знакомых, тоже любителей нетрадиционного порно, случайно на глаза не попасться…
– Сам штэллу придумал или подсказал кто? – цокнув языком, осведомился Реаниматор.
– Компаньон в Хельсинки, тот, что распространением занимается, – нехотя признался источающий аммиачное зловоние делец. – Слушай, как там тебя… Реаниматор. Будь человеком. Не унижай, в натуре, как последнюю шестерку, дай хоть вымыться!
– Ты не шестерка, верно, – согласился Леха и, втянув ноздрями воздух, смачно сплюнул на мягкий ковер. – Ты сволочь и гнида. Зачем девок-то наших после съемки мочить, а? Денег малых за работу пожалел?
– Не в деньгах дело, – огрызнулся Артур. – Я ведь их не по объявлению на съемки приглашал, силой везли. Да и не всех ведь… Я же говорил, были особые съемки… с тяжелыми последствиями. Я не мог рисковать столь прибыльным бизнесом. – Эрлих ляпнул первое, что пришло на ум, и тут же испуганно осекся.
– Что ж, – зловеще процедил Реаниматор, – раз уж бизнес твой такой прибыльный, гнойник с яйцами, пора этой прибылью поделиться. Вот мы и приехали должок за два года получить. С процентами.
– Где девок держите, черти? – неожиданно задал вполне логичный вопрос Верзила. – Сюда смотреть, вонючка!
– В подвале, там специальная камера, – так и не поднимая глаз, чуть слышно пролепетал трясущийся, враз утративший весь свой оптимистический апломб Эрлих.
– И есть там кто? – сурово поддержал Верзилу Лобастый и легонько, но чувствительно врезал Артуру рукояткой «ТТ» по лбу. – Оглох, сука?
К нервному тику у чернявого прибавилась громкая икота. Глаза оператора затянула мутная поволока. Было видно, что отвечать на дальнейшие вопросы он уже не в состоянии.
И тогда инициативу взял на себя Коча.
– Девчонка там одна, шестнадцать лет, – прогнусавил он, шмыгая сломанным, превратившимся в тухлый баклажан носом. – Только три часа назад отловили. Симпотная сучка, сама нас тормознула на набережной, у Медного всадника. Только она не шлюха.
– А кто? – Реаниматор перевел тяжелый, полный не только демонстративной брезгливости, но и внезапно появившегося любопытства взгляд на неожиданно заговорившего охранника. Того самого мордоворота, который едва не разнес его голову выстрелом из помповухи и заметно подправил прическу.
– Она немая, – морщась от боли при каждом слове, сообщил браткам губастый амбал. – Ну, типа, все слышит, но базарить не может. У нее с собой электронный блокнот был, вроде ноутбука, только меньше и круче. Прямо на экране писать можно… Так вот, – Коча не без труда сглотнул мешавшую дышать застрявшую в глотке кровавую соплю. – Бикса базарит, что она – дочь питерского авторитета по кликухе Тихий. Ну мы, ясное дело, сразу просекли поляну и решили, от греха подальше, отвезти ее назад в город. Туда, где взяли… Нам такой пиковый расклад ни к чему, пацаны, бля буду!
Немая сцена… На секунду воцарилась полная тишина. Было отчетливо слышно, как в окно с настырным жужжанием бьется дурная муха.
