ответе Алены это сквозило настолько открыто, что понять вложенный в два обычных слова тайный смысл смог и Томанцев.
Когда дверь с громким стуком закрылась, а снаружи недвусмысленно лязгнул замок, девушка мягко отстранилась от любимого, долго разглядывала его лицо, а потом ласково сказала:
– Ты зашел не к тому парикмахеру.
– Зато бесплатно, – вздохнул Леха, на миг отведя глаза в сторону, И тогда Алена не выдержала – тихо всхлипнула, уткнулась в его плечо и разрыдалась. А он гладил ее, пытаясь утешить, хотя знал, что это абсолютно бессмысленно.
– Лешенька, – справившись с рыданиями, жарко прошептала Алена, слушая учащенное биение его сердца. – Я очень хочу, чтобы… ты был мой, а я – твоя. Понимаешь?
– Да, – растерянно ответил Реаниматор. – А ты не…
– Я не пожалею! – отчаянно вскрикнула девушка. Было видно, как трудно ей все это говорить, как трудно первый раз признаться в желании обладать любимым мужчиной.
– Но мы ведь больше никогда не встретимся, – из последних сил сдерживаясь, напомнил приговоренный к высшей мере зэк Гольцов. Только вот руки его и горящая желанием плоть не хотели слушать голоса рассудка. Спустив с загорелых плеч Алены тоненькие бретели, он стянул вниз, до бедер, серебристое облегающее платье и, упав на колени, припал к торчащим вверх на упругой юной груди твердым коричневым соскам.
Как же разительно все происходящее отличалось от торопливого спаривания полов, в обиходе называемого сексом! Сколько в движениях Алексея и Алены было ласки, нежности, страсти и безграничного желания доставить близкому человеку высшее наслаждение!
В какой-то момент Леха ощутил, как невидимые глазу крылья буквально поднимают их с Аленой над грешной землей и они оба, уподобившись богам, парят в невесомости.
– Я всегда мечтала принадлежать только тому, кого люблю, – сквозь всхлипы прошептала Алена и, чуть откинув голову назад, блаженно прикрыла глаза. – И я счастлива, что бог дал мне возможность испытать это счастье… Не говори больше ничего… милый! Иди ко мне! Я так хочу…
– Я безумно люблю тебя, девочка моя ненаглядная.
Подхватив невесомое, послушное тело на руки, Реаниматор, сделав два шага по камере, осторожно, словно спящего ребенка, опустил Алену на тюремные нары. На удивление быстро высвободился из мешковатой робы приговоренного к смерти, остался совершенно голым. Его налившееся желанием и энергией естество конвульсивно подрагивало. Бережно стянул со стройных длинных ножек Алены шуршащее платье и тоненькие как паутинка трусики, снял белые туфли на высоком каблуке.
– Возьми меня, пожалуйста! – умоляла девушка. Ее обнаженная грудь вздымалась, полуоткрытые губы звали к поцелую, ноги, согнутые в коленях, обхватили ягодицы Лехи и настойчиво предлагали войти в жаркое, по-девичьи неподатливое и совсем по-женски призывно раскрывшееся, зовущее в сладкий плен влажное лоно. – Ты – мой муж… А я – твоя жена, – сорвалось с пылающих губ Алены и разрядом молнии отразилось в мозгу Реаниматора. – Навсегда, только ты и я! Скажи, что это так…
– Ты и я, навсегда. И ты – моя жена, – эхом отозвался Леха, совершенно искренне, с пьянящим наслаждением. Без труда нащупав членом мягкую влажную ложбинку, он уперся руками в неудобные, жесткие нары и начал медленно, почти незаметно продвигаясь вперед, входить в трепещущую под ним, закусившую нижнюю губу девушку, чувствуя, как все сильнее и глубже вонзаются в его спину острые и длинные розовые ноготки.
– Боже, как сладко! – шептали ему в ухо горячие губы. – Любимый мой…
Чувствуя, как едва продвинувшийся вглубь фаллос уперся в теснину, Реаниматор на секунду остановился, дал Алене возможность несколько раз глубоко вздохнуть, накрыл ее рот истовым поцелуем и, прижав тяжестью торса к нарам, в тот же миг быстрым толчком бедер как можно сильнее и дальше вошел в глубь ее расступившегося, принявшего в свой плен почти без остатка, полыхавшего жаждой тела. Алена охнула, застыла, напряглась всем телом, широко открыв глаза. Не сдержав переполнивших ее через край, доселе незнакомых ощущений, дикой кошкой полоснула ноготками от лопаток до поясницы, оставляя на Лехиной спине кровоточащие царапины. Полуобморочный тихий стон Алены потонул в его животном, вместившем в себя радость и боль рыке.
Вот и произошло… Теперь они муж и жена. Навсегда. По крайней мере, для живущего в ожидании своего последнего конвоя – на остров Каменный – Лехи Гольцова.
Лаская гибкое тело Алены, изгибающееся, инстинктивно пытающееся отстраниться, выскользнуть из- под него при каждой отзывающейся легкой болью фрикции, пребывающий в блаженной нирване Реаниматор очень быстро достиг пика, а крепко стиснувшие его поясницу именно в этот момент ноги любимой не позволили ему выйти…
Минуты две-три они лежали почти неподвижно, с невероятно счастливыми лицами. Потом Леха, в глазах которого снова появились грусть и опустошение, поцеловал Алену, осторожно встал, поднял с пола камеры робу и принялся облачаться в черную грубую одежду, которую ему суждено носить до конца дней.
Алена, поняв, какие чувства бушуют сейчас в душе любимого, молчала. Надев трусики и натянув стального цвета чешуйчатое, облегающее каждый сантиметр ее стройного тела дорогое платье от Жана Поля Готье, она присела на краешек нар возле застывшего в позе роденовского «Мыслителя» Лехи и крепко прижалась к нему.
– О чем ты сейчас думаешь? – прошептала одними губами, завороженно глядя на лежащий в центре крохотной камеры окурок сигареты.
– О смерти, – даже не пытаясь обнять Алену, мрачно произнес впавший в прострацию смертник. – Как было бы хорошо, если бы меня прямо сейчас повели на расстрел. Ты даже представить себе не можешь, какая мука – знать, что ничего этого уже никогда не повторится.
– Не говори так… – ласково гладя колючий, щекочущий ее ладонь затылок Лехи и сдерживая вновь подступающие к самым глазам, предательски опускающие вниз уголки губ слезы, жалобно попросила Алена. – Пожалуйста! Мне страшно.
– Ладно, не буду, – выговорил Реаниматор бесцветно.
– Мне было так хорошо с тобой, – призналась Алена, чуть помолчав.
– Мне тоже, – не стал лукавить Леха.
– Скажи… ты жалеешь о том, что спас меня? – спросила Алена.
– Нет, – качнул головой Реаниматор. – Видно, такая у меня судьба – гнить заживо…
– Перестань, умоляю! – всхлипнула Алена, обхватив его обеими руками, как трехлетний ребенок – подаренную на день рождения огромную мягкую игрушку. – Неужели нет ни единого шанса? Я ведь очень богатая, не забывай…
– Ни единого, – жестко констатировал Реаниматор.
– А вот и нет! – Похоже, Алена всерьез думала над темой его освобождения. – Я читала в «Криминальном курьере», что были случаи, когда человека выкупали, спасая от смертной казни! Там даже цифру называли – пять миллионов долларов!..
– Ты серьезно? – Леха повернулся и посмотрел в горевшие поистине фанатичной уверенностью и надеждой зеленые глаза дочери Тихого. Усмехнулся скептически, покачал головой. – Какая же ты еще наивная, господи. Анекдот слышала? На сарае тоже слово из трех букв написано, а в нем, оказывается, дрова лежат…
– Ты мне не веришь? – обиженно спросила Алена. – За прошлый месяц статья во-от такая, аж на три полосы!
– Верю, – пожал плечами Реаниматор. – Только… если серьезно… Сказки это, туфта, забава для толпы. Поверь мне, я последние семь лет не в яслях сторожем работал, кое-что знаю… С Каменного еще никто и никогда не возвращался. Даже мертвым. Там даже кладбище специальное есть. Ни крестов, ни фамилий. Только деревянная табличка – номер такой-то… Я уже умер, навсегда, как ты понять не можешь!
– Знать бы еще, кому именно нужно дать на лапу, с кем лучше начинать разговор, – не сдавалась Алена, пропустив слова Реаниматора мимо ушей. – Главное – выбрать верное направление. А деньги… я найду.
– В таком случае лучше начинать сразу с президента, – с сарказмом усмехнулся Леха. – Или с писателя Анатолия Приставкина, который у него в штате помилованиями убийц занимается. Отмаксаешь сколько
