полоснул ребром ладони по шее, а потом, не став более испытывать терпение босса, достал из внутреннего кармана пиджака три сделанных им в Троицком храме четких цветных снимка и вложил в выжидательно протянутую высохшую клешню адвоката.
Старик алчным взглядом впился в фотографии.
– Если вы готовы идти до конца, нанять банду головорезов и организовать вооруженное похищение среди бела дня, на глазах у гнусавящих молитвы священников и молящихся старух… – задумчиво пробормотал Жак, – я – пас. В случае с этой драгоценной деревяшкой мои таланты, увы, неприменимы. В идеале здесь нужен суперпрофессиональный вор. Гений! – подвел черту детектив, благодаря щедро оплаченным трудам которого адвокат уже стал обладателем нескольких раритетов. Однако ни один из них не шел ни в какое сравнение с бесценным старинным списком с Тихвинского образа Пресвятой Богородицы, прославившегося на Руси многими чудесами. По преданию, Тихвинская икона была написана самим святым евангелистом Лукою… Бдительно охраняемая доска из Троицкого храма могла стать венцом всей бесценной коллекции старика, насчитывавшей более двухсот единиц. Еще два года назад, увидев хорошо известную ему икону XVII века по телевизору, в программе новостей и узнав о безумном даре Гаева своей утраченной родине, адвокат дал себе слово во что бы то ни стало проследить путь Тихвинской Богородицы в России и, если та не осядет в хранилище Патриархии и вернется на свое прежнее место в храм, завладеть ею. Любой ценой, не считаясь ни с какими затратами.
– Это подлинник, я чувствую, – дрогнувшим голосом процедил сквозь зубы старик, жадно вглядываясь в снимки и гладя их подрагивающими кончиками пальцев. – Я хочу получить ее, Жак… Мне плевать, что произойдет после моей смерти. Я тридцать семь лет по крупицам собирал свою коллекцию, и сегодня она лучшая в мире! Только мало кто об этом знает… – Боярофф нервно бросил фотоснимки на столик и впился в детектива требовательным взором. – Но прежде чем уйти на небеса, я хочу украсить свою коллекцию самым ценным бриллиантом из всех, что мне приходилось видеть! Ты поможешь мне, Жак, сынок?
– Кажется, на протяжении последних трех лет я только этим и занимаюсь, патрон, – напомнил сыщик. – Надеюсь, вы простите мне прямоту?
– Говори, хотя я и так догадываюсь, что ты сейчас скажешь, – недовольно буркнул адвокат. – Это легко прочитать в твоих глазах…
– Такой крепкий орешек может сломать нам зубы, – словно не расслышав реплики старика, сказал Жак, медленно покачав головой, и закурил сигарету. – Как бывший полицейский, я искренне убежден, что у нас не больше одного шанса из десяти, однако…
Брови Бояроффа лукаво дрогнули. Он, прищурившись, выжидательно взглянул на не привыкшего пасовать перед сложностями Жака и в который раз подумал, что не ошибся, выбрав в компаньоны Гийома, с треском вылетевшего три года назад из полиции и едва не угодившего за решетку. Лучший сыщик Парижа, он долгое время специализировался на поиске украденных произведений искусства и драгоценностей и случайно погорел на присвоении одной плевой ювелирной безделушки, найденной в квартире убитого турка.
– Пожалуй, я готов пойти на риск свернуть себе шею, исключительно из чувства профессионального азарта и за солидный гонорар, – небрежно произнес Жак, развалившись в кресле и выпустив в потолок струю дыма, – но лишь в том случае, если у вас, патрон, появится приближенный к реальности план, который я сочту выполнимым…
– План уже существует, сынок, – хитро прищурившись, улыбнулся фанатичный коллекционер и раздавил сгоревшую до пальцев сигару в пепельнице. – Мы заключим контракт с русской мафией! Заплатим кому следует, и тот человек наймет профессионалов. А после ограбления всех исполнителей – в расход, и концы в воду. Пусть ищут! Что же касается переправки кусочка дерева через границу… не думаю, что у нас возникнут проблемы на таможне, – подмигнул детективу инвалид. – Наш человек в Печорах по-прежнему в деле и к тому же совсем недавно повышен в должности. Ну, что скажешь, мой мальчик?!
– Рискованно, – поиграв скулами, ответил Жак. – При таком лобовом варианте нужно иметь выходы на главарей, контролирующих рэкет. В России, я знаю, они называются ворами в законе и в отличие от простых гангстеров знают цену своему слову. Но в Петербурге таких авторитетных людей – единицы, а со мной, человеком со стороны, чужаком, никто из их окружения даже разговаривать не станет! Боевики из личной охраны вообще могут принять за агента ФСБ и тихо похоронить на дне ближайшего озера, с бетонным тазиком на ногах. Так, на всякий случай…
– Значит, тебе придется серьезно поработать, сынок, чтобы эта беда случилась с кем-нибудь другим, – с обескураживающей прямотой сказал коллекционер. – Ты, кажется, хотел купить дом в Каннах, на берегу океана? Отлично, я готов подарить его тебе. Вместе с чеком на миллион швейцарских франков. Но Тихвинская икона графа Гаева должна принадлежать мне одному! И наплевать с Эйфелевой башни, сколько никчемных шкур местных аборигенов придется положить на алтарь! Я готов сам нажать на ядерную кнопку и стереть с лица земли весь этот мрачный город, стоящий на болоте и костях!
– Это очень опасная затея, патрон, – губы Жака сжались в прямую линию. – Но я не привык отступать. Особенно когда слышу шелест больших денег.
– Вот и славно, сынок, – едва слышно прошептал старик, снова отвернувшись к окну, откинувшись на спинку кресла и устало прикрыв веки. Его тихий голос долетал до Жака словно из глубины глубокого высохшего колодца:
– Отдохни пару дней, выпей русской водки, сходи к девочкам в самый дорогой ночной клуб, а потом возвращайся назад. Знаешь, у меня хорошее предчувствие. Тебе обязательно повезет. А я, старый битый лис, много чего повидавший на своем веку, очень, очень редко ошибаюсь, Жак. Никогда…
Открыв глаза, сын петербургского лавочника искоса взглянул на своего преданного пса и с мечтательной улыбкой закончил мысль:
– А чтобы ты не попал в неприятности, я, пожалуй, дам тебе телефон одного моего старого знакомого из той самой ужасной русской мафии. Помнится, в восемьдесят девятом году я за кругленькую сумму спас его от обвинения в организации убийства алжирского наркодилера. Это было одно из последних моих дел. Конечно, по нему заслуженно плакала стенка… Когда с него сняли наручники и выпустили прямо в зале суда, он, как генсек Брежнев, кинулся ко мне с поцелуями, – адвокат поморщился, – бил себя кулаками в грудь и клялся, что, если я когда-нибудь надумаю приехать в Ленинград, он примет меня не хуже арабского шейха…
– Чего стоит обещание какого-то незнакомого бандита, данное десять лет назад?! – скривил губы Жак, однако на его смуглом лице явственно проступил интерес. – Может, его уже замочили давно или в тюрьме гниет… В России ужасные тюрьмы, четвертое место с конца. Пишут, что хуже только в Сомали, Индии и Афганистане.
– Да-а, с тех пор много воды утекло, и телефон мог устареть. Однако не все так печально, сынок. Не так давно я скуки ради включил одну из русских программ – передают через спутник – и вдруг увидел знакомое лицо. И не где-нибудь, а на открытии шикарного казино, в самом центре города! Поднялся мой счастливчик, заматерел… Огромные деньги крутит. А мафия, как ты знаешь, своих людей не отпускает до гробовой доски. Это дорога в один конец. Только для подавляющего большинства – для тех, кому не повезло, – она заканчивается либо контрольным выстрелом в затылок, либо долгим круизом по тюремным камерам, после которого, уже на свободе, приходит горькое осознание того, что поезд ушел и все доходные места заняты более молодыми и закаленными в схватках волками… Счастливчиков единицы. Их, тихо почивших в своей постели, кладут в лакированные гробы с бронзовыми ручками и несут до могилы на руках в сопровождении длинных похоронных процессий…
Старик достал из лакированного ларчика с родовым вензелем, выдуманным им самим, новую сигару, специальным ножичком отрезал кончик, подождал, пока Жак даст ему прикурить, и снова уронил седую голову на кожаную спинку фантастически дорогого инвалидного кресла, способного не только менять положение спинки, разворачиваться и при необходимости ездить со скоростью велосипеда, но даже подниматься и спускаться по ступенькам.
– Этого человека зовут Леонид Флоренский. И кличка у этого типа запоминающаяся – Треф. Сейчас ему уже где-то около пятидесяти… Воротила его уровня, владелец казино, должен не только знать, ху из ху в криминальном мире родного города, но и, сдается мне, с половиной питерских крестных отцов здороваться за руку. Так что, если поладите, с рекрутом для одноразового боевика проблем не возникнет, – задумчиво обронил коллекционер. – Ну, а если память у господина Флоренского короткая и он пошлет тебя в задницу…
