спросил сам себя Гонсалес. «Что со мной происходит? Я скажу тебе, старина Гонзо. Я хочу взять эту хорошую леди, очень симпатичную леди с большими глазами и роскошной грудью под больничным халатиком, и подвесить ее высоко на солнцепеке, и сказать: смотри-ка. Эдисон, что у меня есть для тебя.
А потом, когда он постарается ее достать, я хочу прострелить ему горло.
Только беда в том, что первая пуля может достаться маленькой леди, а я больше этим не занимаюсь. После того старика в саду».
Он припарковал машину и вошел через парадную входную дверь в длинный, одноэтажный дом. Дом был то что надо. Чем больше Малчек ходил по нему, тем больше убеждался в правильности своего выбора. Особенно ему нравился гравий в саду вместо бесшумной травы. Живая изгородь из кустарника была футов десять в высоту, старая, цепляющаяся узловатыми ветвями за край забора, совершенно цельная, за исключением арки, прорубленной для проезда.
Район вокруг был тихий, престижный. Обычно используемый городскими властями для бывающих наездом важных особ, этот дом был отделан преимущественно в восточном стиле. Большие комнаты. Простая и в то же время элегантная мебель островками располагалась на широком море зеленого ковра. Свет и тень заменяли обои. Нигде ни малейшего изъяна. Красота сама по себе. Попросту говоря это была открытая красота, которая не могла замаскировать ничего злобного, никаких ловушек и машин смерти. Конечно, это также означало, что они смогут мало что скрыть, если Эдисон решится на штурм, но это маловероятно. Эдисон предпочитал работать в одиночку.
Как, впрочем, и Малчек.
В больнице доктор сказал ему, что можно забирать Рэнделл в любое время. Надо было придумать, как ухитриться провести ее незамеченной мимо Эдисона, который, несомненно, будет вести наблюдение. Он, наверняка, уже знал, что она пострадала при взрыве, возможно он даже знал, какие именно повреждения она получила! Даже работая на этот раз за свой счет, он сделал достаточно денег в прошлом, чтобы купить почти всех на своем пути. Быстрый просмотр ее медицинской карты обойдется ему не больше пятидесяти долларов, если не меньше. Дырка в руке, два треснувших ребра и вывернутая коленка.
Как все это замаскировать, так, чтобы она выглядела как совершенно другой человек? У Малчека появилась одна идейка, но она была смехотворно театральной и не такой легкой для Клер. Ей пришлось бы, с ее-то коленкой, долго идти пешком и ни разу не захромать. Эдисон будет обращать внимание на хромоту. Эдисон будет обращать внимание на все.
Когда Малчек наконец-то вернулся в больницу, день подходил к концу. Вечерний бриз подгонял вдоль улицы рваные газеты, и облака пыли неслись над мостовой причудливыми клубами. Воздух становился влажным, но солнце еще стояло над горизонтом. Казалось, оно медленно умирало и бросало на мир прощальный взгляд.
Охранник сообщил ему, что Гонсалес уехал часом раньше и что Клер, отказавшись от ужина, смотрит по телевизору программу новостей.
– Здравствуйте.
Она, казалось, удивилась его появлению.
– Здравствуйте. – Без улыбки, только беспокойная настороженность в ее темных глазах.
Он взял стул, на котором раньше сидел Гонсалес, развернул его задом наперед и сел, широко расставив ноги и положив руки на спинку. Она продолжала неотрывно смотреть на телевизионного комментатора, явно предпочитая его Малчеку.
– Послушайте, – начал он неловко. Она повернулась к нему, но ее глаза все еще были прикованы к карте погоды. – Я хочу извиниться за то, что был так… резок сегодня днем. В этом не было никакой нужды, Вы не вино ваты в том, что произошло.
– Да, я не виновата.
Он с раскаянием улыбнулся, и эта улыбка ошарашила ее даже больше, чем его грубость, словно она ожидала от него очередной резкости. Он не мог ее за это упрекнуть.
– Как сказал Гонзо, у меня… крестовый поход против Эдисона. Я гоняюсь за ним уже давно. Он отравляет все, к чему прикасается… по крайней мере, для меня. Если я… – почему-то ему хотелось, чтобы она поняла его чувства. – Он меня душит, все они, профессиональные убийцы. Они настоящая мразь.
– Лейтенант Гонсалес сказал, что Вы на них специализируетесь. Что Вы сами были снайпером, в армии. Он говорил, Вы знаете, как они работают, как они думают.
Его узкое лицо напряглось, мускул за мускулом, и слегка побледнело, хотя в ее голосе звучало всего лишь любопытство.
– Это поэтому Вы их так ненавидите?
– Может быть.
Что-то в ней не смогло воспротивиться напрашивавшемуся заключению.
– То есть, Вы ненавидите себя?
Он резко поднялся со стула и сказал, глядя в потолок:
– Только этого мне и не хватало. Еще один психолог-любитель, который прочитал первые главы всех умных книжек.
Ей было жаль, что его лицо опять замкнулось, и она готова была пнуть себя за это. Он выглядел как нормальный человек почти целую минуту.
– Иногда я даже читаю вторые главы, – сказала она, пытаясь загладить ошибку, – если они о сексе, конечно.
Малчек не прореагировал, она взяла не тот тон. Он поставил стул обратно к стене и стоял к ней лицом у кровати, крепко сжимая пальцами спинку.
– Вы скоро отсюда выйдете. Я поговорил с доктором, они перебинтуют как следует Ваше колено и впрыснут достаточно болеутолителя, чтобы Вы могли естественно идти. Вам запрещается хромать, Вы поняли меня?
Час спустя Клер сказала:
– Насчет хромоты я не беспокоюсь. Но не смеяться во весь голос, когда я смотрю на Вас, – это будет трудновато.
– Тогда не смотрите. Держите глаза книзу и думайте, что кто-то целится в Вас из ружья при каждом Вашем шаге. Думайте о том, что у любого, кто пройдет мимо Вас в вестибюле и на улице, есть шестидюймовый нож в рукаве, который пройдет через Вас, как сквозь масло, или перережет Вам горло, как теленку на крюке.
– Да он просто дьявол с серебряным языком.
Женщина из полиции пришпиливала рукав Клер к переду ее облачения, пряча булавки в широких серых складках. Малчек уже надел на себя рясу и стоял как обычно, у окна, оглядывая улицу через жалюзи. К счастью, больница находилась в отдалении от дороги, окруженная толпой деревьев, шелестящих на ветру листвой. Матовые листья сверкали своими серебряными сторонами, длинные тени падали на машины, стоявшие на стоянке.
Когда две монашки, шурша рясами, появились в палате, Клер подумала, что они ошиблись комнатой.
– Я не католичка, – начала она, но высокая монашка прервала ее:
– Черт, ну и жара в этих дурацких костюмах! И как они их только носят. – И она повернулась, чтобы закрыть за собой дверь.
Малчек громко расхохотался, глядя на растерянное выражение лица Клер. «Монашки», на самом деле две женщины-полицейские, быстро разоблачились. Одна, с темными волосами и сложенная примерно как Клер, останется в палате вместо нее. Другая, высокая блондинка, ненадолго останется в комнате, после того как Малчек и Клер уйдут, а затем будет, как обычно, проверять посетителей.
Малчек коротко объяснил:
– Сестры Матвея все время навещают госпиталь. Они принадлежат к ордену сестер милосердия. И у меня возникла идея. Я был сегодня утром у настоятельницы и объяснил ей наши проблемы. Поскольку я славный мальчик-католик, она была рада помочь, – он показал рукой на облачения. – Монашки ходят,
