нашлась, что сказать. Ее глаза снова закрылись.
Когда пришло утро, она не была уверена, что видела его.
После завтрака прибыл Гонсалес, и она чувствовала себя готовой к его вопросам.
Сначала он сконцентрировался на ее семье. Безрезультатно. Потом спросил, участвовала ли она когда-либо в суде присяжных. Нет. Была ли вовлечена в судебные разбирательства? Только дело о Сан-Эксе – она рассказала о недовольном покупателе.
– О'кей, – вздохнул он, делая очередную пометку в своем неизменном блокноте. – Давайте поговорим о том, чем Вы занимались в последнее время. Например, в эти выходные.
Он медленно отхлебывал кофе из чашки, которую налил из кофейной машины в приемной.
Клер пожала плечами, и боль пронзила ее руку, напомнив о ране.
– Я не делала ничего особенного. Дэн пригласил меня поехать к его родителям, но, когда подошло время, я не захотела встречаться с ними. Я уже была уверена, что мой ответ Дэну будет… и я не хотела еще больше все усложнять. Они очень милые люди и было бы несправедливо… ну…
– Я понимаю. Так как же Вы провели время?
– В пятницу я съездила за покупками: продукты и прочее на неделю. В субботу утром сходила в парикмахерскую, а днем была на открытии выставки.
Гонсалес заметил, что она почему-то начала краснеть.
– Рано вечером я поужинала в ресторане «У Карло», вместе с подругой, Барб Теннез. Хотите, чтобы она подтвердила?
– Меня не интересует Ваше алиби, мисс Рэнделл, – напомнил он ей с улыбкой, недоумевая, почему она так смущена.
– Да, конечно. В воскресенье я встала поздно, потом поехала прокатиться на машине.
– Куда Вы поехали?
– Не очень далеко. Через Парк Золотых Ворот, за мыс Лобос, в том направлении. Я… просто… ехала куда глаза глядят, послушала концерт по радио, иногда останавливалась полюбоваться видом.
Она опустила глаза и не отрываясь смотрела на бледно-голубое вязаное одеяло, ее левая рука висела на небеленом муслине перевязи.
– Я хотела подумать о Дэне. О том, как мне поступить, набраться смелости.
– Это требовало смелости?
– Да, в какой-то мере. Наверно, я решала, хочу ли остаться незамужем навсегда. Мне уже тридцать… там, откуда я родом, меня уже зачислили в старые девы. О, я знаю, в наше время это все по-другому, но это, скорее, решение о моем отношении к себе, чем к Дэну.
– И после прогулки?…
– Я вернулась к себе в квартиру, приняла ванну, разобрала кое-какие бумаги, заказала жареных цыплят, смотрела телевизор. Это все.
Краска залила ее лицо.
– Почему Вы так смущаетесь, мисс Рэнделл?
– Что? – она бросила на него испуганный взгляд.
– Вы покраснели. Клер вздохнула:
– Потому, что, – Она снова принялась изучать одеяло, пытаясь вытянуть из него порванную нить, – это… так скучно. Мне даже не о чем рассказывать. Ни шумных вечеринок, ни страстных любовников, ни- чего. Обыкновенная одинокая девушка, которую бросает с места на место, как использованную салфетку.
– А у Вас была возможность пойти на вечеринки, провести время, как Вы выразились, со страстными любовниками?
Она улыбнулась.
– С одним страстным любовником, да.
Жестоко напомнившая о себе реальность тенью промелькнула в ее глазах. Она глубоко вздохнула и продолжала:
– Несколько вечеринок. Всегда есть куда пойти развлечься. Но вместо этого я сидела совсем одна на Холмах Сатро и наблюдала за чайками. Свободная от всего. Что такое?
И на лице Гонсалеса появилось странное выражение.
– Вы этого раньше не говорили, – упрекнул он ее.
– Не говорила чего?
– Что Вы были на Холмах Сатро.
– Говорила.
– Нет, Вы сказали, что проехали через Парк, а затем к мысу Лобос. Вы сказали мыс Лобос, а не Холмы Сатро.
– Это почти одно и то же, не правда ли?
– Не совсем, между ними около двух миль. В какое время Вы там находились?
– О, господи… от половины второго до трех, я думаю. Я припарковалась и сидела в машине. В сам Парк я не спускалась.
– Расскажите мне об этом.
Клер недоумевала.
– О чем? Я сидела в машине. Было жарко, я открыла окна, чтобы машину продувало ветром. Слушала концерт. Мне нравится быть там одной. Машин на стоянке было мало, один или два человека прошли мимо. Я. конечно, слышала голоса людей на расстоянии. Потом мне стало скучно, и я вернулась домой.
– Будьте более точны. Какие люди проходили мимо.
Она начала чувствовать раздражение.
– Господи, я не знаю. Семья с двумя детьми, парочка подростков, какие-то мужчины, еще одна семья – я не могу сейчас всех вспомнить.
– Вы что-нибудь слышали?
– Слышала ли я что-нибудь?
Гонсалес кивнул, стараясь не нажимать на нее, стараясь не выдать глазами крайней заинтересованности. Клер покачала головой.
– Я слышала чаек, музыку, разговоры и смех людей, крики детей и выстрелы хлопушек, гудки кораблей, проезжающие машины…
– Хлопушки запрещены в этом штате, – напомнил он ей.
Она бросила на него нетерпеливый взгляд.
– Конечно, но как Вы отлично знаете, люди привозят полные багажники фейерверков из Мексики. Детям до сих пор на Четвертое Июля отрывает руки, если у них глупые родители.
– Расскажите подробнее о мужчинах.
– Каких мужчинах?
– Вы сказали, что видели… – он заглянул в свой блокнот, – Ваши слова «каких-то мужчин». Каких муж чин?
– А-а, двое мужчин. Я хорошо запомнила второго, из- за бумаг, – она увидела, как прищурились его глаза и торопливо продолжала: – Двое мужчин проехали на стоянку в белом открытом автомобиле. Я обратила на них внимание потому, что они были одеты в деловые костюмы, а это выглядело нелепо в такое жаркое воскресенье. Они спустились в Парк. Позже один из них вернулся и, когда проходил мимо, выронил бумаги из кейса.
Она коротко пересказала свой разговор с высоким, привлекательным бизнесменом и вторжение ребят, гоняющих на «эдселе».
– Вы бы его узнали, если бы увидели?
– Наверно. Хотя в нем не было ничего необычного. Красивое лицо, серые глаза, ровные зубы, хорошо сложен.
– Вы стояли достаточно близко, чтобы разглядеть цвет его глаз?
– Ну да, примерно футах и десяти.
– На нем была шляпа?
– Нет. Темные волосы, довольно коротко подстриженные. – Выражение ее лица изменилось. – Он? Это
