– Теперь расскажи толком, в чем дело?
Шумаев, затихший было, опять распалился:
– Это же издевательство! Поставить мне, начальнику отдела, четыре стула, и все с разной обивкой! Голубой, зеленый, розовый, черт-те какой! Я их пошвырял в окно.
– Кто же над тобой так издевается?
– Начальник АХО. Зачислил себя в клику святых и думает, что ему все можно! Вопиющий факт! У меня здесь солидные люди бывают: начальство, представители промышленности! Один раз даже замминистра был. Что же я, замминистра на разные стулья буду сажать?
– А что, он такой толстый, что сразу на двух стульях сидит?
Шумаев не слушал.
– Не кабинет начальника отдела, а спальня великосветской проститутки! Это удар не только по моему престижу. Это удар по престижу войсковой части!
– Закурим, брат, с горя.
Они закурили. Шумаев понемногу начал отходить.
– Серьезно, Паша, сил нет работать, – сказал он уже мягче, вытирая платком голый череп. – Дисциплина умирает. Я не требую уважения к себе лично. Пусть уважает служебное положение, воинское звание, черт возьми! А такие щенки, как этот Чашкин, еще позволяют себе улыбаться в служебное время!
– Брось, он хороший парень.
– У тебя все хорошие. Ты со всеми готов целоваться.
– Есть такой грех. А знаешь, я к тебе по делу.
– Что такое?
– Подбрось мне человечка два на завтрашний день.
– Два человечка? – заорал Шумаев. – Ты знаешь мои штаты? Откуда у меня два человечка? Кто?
– Ну, хотя бы Бобров и Логинов.
– Ты с ума сошел! Буду я швыряться Бобровым!
– Тогда швырнись Логиновым.
– Не будет тебе и Логинова. У меня план! Приезжают тут всякие...
– Спокойнее, Сергей.
– Как тут будешь спокойнее? – закричал Шумаев. – Изволь, посмотри, какой мне отчет опять прислали! – Он вскочил мячиком, отпер сейф, вынул толстый, жестко переплетенный том и бросил на стол. – Полюбуйся, что они пишут, мерзавцы! – Он с усилием разогнул отчет, нашел нужную страницу и ткнул в нее пальцем: – На читай! До чего все-таки доходит подлость! Это, можно сказать, высший пилотаж подлости!
Скворцов прочел несколько строк, гневно отмеченных по полям жирной линией, вопросительным знаком и двумя восклицательными.
– Ну и что?
– Как что? Они же, подлецы, явно против двухточки агитируют!
– Я этого не заметил.
– Не заметил! – сатанински захохотал Шумаев. – Младенец невинный! Нет, это их политика! Белыми нитками шито! И кто пишет? Крикун, приоритетчик, болван, неуч! Не может отличить электронной лампы от керосиновой! А ты посмотри, что дальше написано: '...такие нетерпимые факты допускались и в воинской части...'
Тут Шумаев бросил отчет на пол и стал топтать его коротенькими ножками.
– Ты полегче, Сергей, такое обращение с документами не предусмотрено правилами секретного делопроизводства.
Шумаев одумался, подобрал отчет и швырнул его обратно в сейф. Попал метко, на самую полку. Удачное метание несколько его умиротворило.
– Так подкинешь двух человек? – безмятежно спросил Скворцов.
– Черт с тобой, бери Лаврентьева и Мешкова – и ни копейки больше.
– А Логинов?
– Сказано: нет.
– Ну, ладно. Будь здоров, не огорчайся, никто на твою двухточку не посягает.
Шумаев махнул рукой. Скворцов направился в ЧВБ.
Большое помещение ЧВБ было тесно уставлено разнокалиберными столами, за которыми маялись девушки-расчетчицы, размокшие от жары до того, что ресницы поплыли. На некоторых столах стучали счетные машинки, на других были разложены чертежи. Воздух был как в улье, окна – наглухо закрыты. Скворцов направился в главный угол, где за столом побольше других сидел майор Тысячный – невзрачный человек лет сорока с толстым носом.
– Здорово, Алексей Федорович! – бодро начал Скворцов. – Как жизнь?
Позвонил телефон. Подошла одна из девушек:
– Алексей Федорович, вас.
Тысячный поднял маленькие глаза.
– Кто?
– Генерал.
Тысячный засуетился, оправил китель, надел фуражку, подбежал к телефону и вытянулся:
– Слушаю, товарищ генерал.
Разговор был недолгий. Тысячный вернулся к своему рабочему месту, снял фуражку и бережно положил на стол.
– Послушай, – сказал Скворцов, – зачем ты для разговора по телефону фуражку напяливаешь?
– Касказать, на всякий случай.
– Странно, а впрочем, дело твое. Выражай свое уважение к начальству любым доступным тебе способом. А у меня, Алексей Федорович, к тебе просьба. Надо срочно обработать картограмму вчерашнего подрыва.
– Не выйдет.
– Отчего же, мамочка?
– Девушек, касказать, нет. Все на работе, касказать, генерала.
– Так уж и нет?
Тысячный не успел ответить. В окнах потемнело, раздался свистящий, хлопающий шум. Девушки все, как по команде, легли на свои столы лицом вниз, крестообразно раскинув руки. С дребезгом разбилось и зашаталось окно, в комнату ворвался песчаный вихрь, опрокинул графин, взвил к потолку бумаги. Это продолжалось несколько секунд, после чего внезапно шум отрезало тишиной. Девушки поднялись со столов, начали отряхиваться, искать и пересчитывать бумаги. Тысячный рысцой включился в суматоху. По счастью, ничего не пропало. Девушки расселись по местам, стук машинок возобновился. Тысячный вытер лоб. Мокрые волосы у него стояли дыбком.
– Зачем они так, крестиками? – поинтересовался Скворцов.
– Согласно инструкции. Чтобы не унесло, касказать, документы.
– Твоя, что ли, инструкция?
– Моя. А что?
– Удачная идея.
Тысячный расплылся.
– Так как же все-таки с картограммой? Обработай, Алексей Федорович, будь отцом родным. Не моя просьба – Лидии Кондратьевны.
Тысячный косенько прищурился:
– Услуга, касказать, за услугу.
– Говори, чего надо, все сделаем. Вы имеете дело со Скворцовым.
– Вопрос боле-мене личный... Я завтра, касказать, именинник... Всех прошу в гости...
– Только и всего? Это, брат, не тебе услуга, а мне.
Тысячный захихикал:
– Нет, тут, касказать, дело тонкое... Ты с генералом, касказать, Сиверсом лично знаком?
