Постмодернизм

местами для тех, кому случается некоторое время выполнять в них функцию субъекта: накапливающиеся, повторяющиеся и сохраняющиеся в самих себе регулярности. Множество - это понятие не аксиоматическое или типологическое, а топологическое. Книга Фуко представляет собой решающий шаг в развитии теории- практики множеств'. Фуко (наряду с Бланшо) продемонстрировал, что современные философские дискуссии ведутся не столько по поводу структурализма как такового, не только по поводу существования или отсутствия моделей и реалий, которые принято называть структурами, сколько 'по поводу места и статуса субъекта в тех измерениях, которые выглядят не полностью структурированными' (Делез). И далее у Делеза: субъект суть 'субъект речи, он диалектичен, ему присущ характер первого лица, которым начинается дискурс, тогда как высказывание является первичной анонимной функцией, которая позволяет субъекту существовать только в третьем лице, причем лишь в виде производной функции'. Анализируя новаторство 'археологического' подхода Фуко, Делез отмечает его противопоставленность 'формализации' и 'интерпретации', которые, как правило, смешивались в предшествующей традиции анализа смысла текстов. Речь идет о поиске либо 'сверхсказанного' во фразе, либо 'невысказанного' в ней: действительно, методологически очень трудно придерживаться того, что говорится на самом деле, придерживаясь одной лишь записи сказанного. Это, по мысли Делеза, не получается даже у лингвистики (и в первую очередь у лингвистики), единицы членения которой никогда не находятся на том же уровне, что и сказанное. Фуко ставит своей целью достичь уровня, где фигурирует сказанное, через позитивность высказывания. По мысли Фуко, археология 'не пытается очертить, обойти словесные речевые употребления, чтобы открыть за ними и под их видимой поверхностью скрытый элемент, скрывающийся в них или возникающий подспудно тайный смысл; однако высказывание не видимо непосредственно; оно не проявляется столь же явным образом, как грамматическая или логическая структуры (даже если последняя не полностью ясна, даже если ее крайне сложно разъяснить). Высказывание одновременно и невидимо и несокрыто'. Как отмечает Делез, на 'самых важных' страницах 'Археологии знания' Фуко доказывает, что никакое высказывание не может обладать латентным существованием, поскольку оно касается действительно сказанного; встречающиеся в высказываниях 'пропуски' или пробелы не следует путать с 'потайными' значениями, ибо они обозначают лишь присутствие высказывания в пространстве рассеивания, где образуется его 'семейство'. Так трудно добраться до записи того же уровня, что и сказанное, то происходит это потому, что высказывание не дано непосредственно, а всегда прикрыто фразами и пропозициями. Следует обнаружить или даже придумать 'цоколь' высказывания, вычленить упоминавшиеся выше три пространственных среза; и только в множестве, которое предстоит воссоздать, мы сможем обнаружить высказывание как простую запись того, что говорится. По Фуко, 'для того, чтобы язык можно было исследовать как объект, разделенный на различные уровни, описываемый и анализируемый, необходимо, чтобы существовало некое высказывательное данное, которое всегда будет определенным и небесконечным: анализ языка всегда осуществляется на материале слов и текстов; интерпретация и упорядочивание имплицитных значений всегда основываются на ограниченной группе фраз; логический анализ системы включает в повторную запись, в формальный язык данную совокупность пропозиций'. Оригинальность Фуко, по мнению Делеза, состоит в способе, которым он определяет для себя свод слов или текстов: не из функции их частотности; не из личных заслуг тех, кто говорит или пишет (неважно, кто их 'субъект-автор'). Имеет значение та простая функция, которую базовые слова, фразы и пропозиции исполняют в своем 'семействе' (например, на основе правил помещения в психиатрическую больницу). Одним из выводов, вытекающих из размышлений Фуко, является следующий: знание - это не наука и даже не познание; его объект составляют ранее уже определенные множества или четкое множество со своими единичными точками, местами и функциями, которые и описывает само знание. По мнению Фуко, 'дискурсивная практика не совпадает с научным развитием, которому она может дать место; знание, которое она образует, не является ни необработанным наброском, ни побочным продуктом повседневной жизни, образованным наукой'. Как пишет Делез, Фуко 'удалось преодолеть научно- поэтическую двойственность, еще обременявшую труды Башляра': главное достоинство 'Археологии знания' состоит 'в открытии и размежевании тех новых сфер, где и литературная форма, и научная теорема, и повседневная фраза, и шизофреническая бессмыслица, и многое другое являются в равной мере высказываниями, хотя и несравнимыми, несводимыми друг к другу и не обладающими дискурсивной эквивалентностью… И наука, и поэзия являются в равной степени знанием'. Как несколько позже ('Новый картограф') отмечал Делез, 'Археология знания' предложила 'новый взгляд на все предшествующие книги': Фуко ввел различие между двумя типами 'практических формаций' - 'дискурсивными', или высказываниями, и 'недискурсивными', или средами. (Медицина конца 18 в. была дискурсивной, но как таковая взаимодействовала с группами населения, зависевшими от иного типа формации и предполагавшими тем самым существование недискурсивных сред: 'общественные институты, политические события, экономические практики и процессы'.) По мысли Фуко, эти две формации различны, хотя и пронизывают друг друга: между ними нет ни соответствий, ни изоморфизма, ни прямой причинно- следственной связи, ни символизации. В статье 'Новый картограф' Делез делает вывод, что Фуко 'стал автором той новой концепции власти, которую искали многие, но не смогли ни обнаружить, ни сформулировать'. Ранее власть считалась 'собственностью' того класса, который ее завоевал. Фуко доказывает, что власть является не столько собственностью, сколько стратегией, 'она - не столько владение, сколько действие, и представляет собой не приобретенную или сохраненную привилегию господствующего класса, а следствие совокупности ее стратегических позиций'. Этот 'новый функционализм', по Делезу, рисует нам нетрадиционную картину природы власти: 'неисчислимые пункты противостояния, очаги нестабильности, каждый из которых по своему чреват конфликтами, борьбой и, по меньшей мере, временной инверсией соотношения сил'; власть 'не обладает гомогенностью'. Власть не является централизованной властью государства. По мысли Фуко, само Государство возникает как результат совместного действия множества механизмов и очагов, расположенных на ином уровне и самостоятельно образующих 'микрофизику власти'. Современные общества можно определить как общества 'дисциплинарные', 'дисциплина' представляет собой тип власти, технологию, которая пронизывает все возможные аппараты и институты, связывая их между собой, продлевая их существование, побуждая их к конвергенции и проявлению в новом режиме. Как отмечает Делез, 'функционализму Фуко соответствует современная топология, которая не указывает на привилегированное место в качестве источника власти и не допускает точечной локализации'. Пирамидальному образу власти функциональный микроанализ противопоставляет строгую имманентность, где очаги власти и дисциплинарные технологии образуют соответствующее количество неразрывно связанных друг с другом сегментов, через которые проходят либо пребывают в них душой и телом (в семье, в школе, а по необходимости и в тюрьме) принадлежащие к массе индивиды. Для власти характерны имманентность ее поля без трансцендентной унификации, непрерывность ее линии без какой-либо глобальной централизации, смежность сегментов без отчетливой тотализации: то есть серийное пространство. Власть является не свойством, а отношением: 'власть проникает в подвластные силы, проходит через них и сквозь них, опирается на них, так же как и они в борьбе с нею в свою очередь опираются на все 'точки опоры', которые она образует среди них' (Фуко). Власть не осуществляется посредством идеологии даже в тех случаях, когда она направлена на души, а в тот момент, когда власть оказывает давление на тело, она не обязательно действует путем насилия и репрессий. Прежде чем подавлять, власть 'порождает действительность'. И она также порождает истину, прежде чем начинает идеологизировать, абстрагировать или маскировать. По словам Делеза, 'одной из наиболее глубоких тем' в рассматриваемой книге Фуко стала замена… чересчур грубой оппозиции 'закон - беззаконие' более тонкой корреляцией 'незаконности - законы'. Закон всегда представляет собой сочетание незаконностей, которые он, формализуя, дифференцирует. Закон - это способ управления незаконностями, теми, которые он допускает, делает возможными или же придумывает в качестве привилегий для господствующего класса, и другими, которые он терпит как своего рода компенсацию для подавляемых классов, в то же время используя их в интересах господствующего класса; наконец, по Фуко, это способ управления такими незаконностями, которые он запрещает, изолирует и пользуется ими, как объектом, но одновременно и как средством господства. В 'Надзирать и наказывать' Фуко совершенствует собственную модель и уже не ограничивается негативным определением одной из форм (формаций) как 'недискурсивной'. Согласно Фуко, тюрьма, например, представляет собой формацию среды ('карцеральной' среды) и одновременно выступает 'формой содержания' (содержимым является узник). Но эта форма отсылает не к 'слову', которое могло бы ее обозначать, равно как и не к означающему, для которого она