процедуры обнаружения истины. Истина неотделима от устанавливающей ее процедуры. В книге 'Использование удовольствий' Фуко, согласно Делезу, 'подведет итог всех предшествующих книг, когда продемонстрирует, что истина дается знанию только через 'проблематизации' и что эти проблематизации складываются только лишь из 'практик', практик видения и практик говорения. Эти практики (процесс и метод) образуют процедуры обнаружения истины, 'историю истины'. Статья 'Стратегии, или Нестратифицируемое: мысли извне (власть)' начинается рассуждениями Делеза о содержании понятия 'власть' у Фуко. Делез подчеркивает, что всякие взаимоотношения сил являются 'властными взаимоотношениями'. Власть не является формой (например, формой-государством), всякая сила уже является отношением, то есть властью: у силы нет ни другого объекта, ни другого субъекта, кроме силы. Насилие представляет собой один из сопутствующих моментов или одно из следствий силы, но никак не одну из ее составляющих. Насилие разрушает или деформирует определенные тела или объекты; у силы нет других объектов, кроме других сил, нет иного бытия, кроме взаимоотношений: 'это действие, направленное на действие, на возможные или актуальные действия в настоящем или в будущем', это совокупность действий, направленных на возможные действия'. Согласно Фуко, 1) власть не является чем-то сугубо репрессивным (она 'побуждает, вызывает, производит'; 2) она осуществляется в действии прежде, чем ею овладевают (ею владеют лишь в детерминируемой форме, как, например, класс, и в детерминирующей форме, как, например, Государство); 3) она проходит через тех, кто находится под властью не в меньшей степени, чем через властвующих (она проходит через все силы, участвующие во взаимоотношениях). По Фуко, главный вопрос в том, как осуществляется Власть. В книге 'Воля к знанию' он отмечает, что в конце 18 в. в обществе конституируется функция управлять и распоряжаться жизнью в рамках какого угодно множества при условии, что это множество будет многочисленным (население), а пространство - протяженным или открытым. Двумя чистыми функциями в новом обществе станут 'анатомо-политическая' и 'биополитическая', а двумя видами голой материи - любое тело и любое население. Власть и знание в таком контексте гетерогенны, но с элементами взаимодопущения и даже примата одного над другим (по удачному замечанию современника, 'власть как осуществление, знание как упорядочение'). Науки о человеке неотделимы от делающих их возможными отношений власти, которые к тому же поощряют знания, более или менее способные к преодолению эпистемологического порога или к формированию познания. По мысли Фуко, 'между техниками знания и стратегиями власти не существует никакой экстериорности, даже они играют свою специфическую роль и сочленяются друг с другом, исходя из различия между ними': 'власть - знание' выступает как некий комплекс. Если мы попытаемся, в соответствии с комментируемой Делезом мысли Фуко, определить 'свод фраз и текстов с тем, чтобы извлечь из него высказывания, то это можно сделать не иначе, как определив очаги власти (и сопротивления), от которых этот свод зависит… вступая во взаимоотношения со знанием, власть порождает какую-то истину, поскольку показывает и заставляет говорить'. Анализируя идею Фуко о 'смерти человека', Делез пишет: 'речь не идет о человеке, как о чем-то составном, будь то концептуальном, существующем, воспринимаемом или выразимом. Речь идет о составляющих силах человека: с какими другими силами они сочетаются и какое соединение из этого получается? В классическую эпоху все силы человека соотносились с одной-единственной силой, силой 'репрезентации', которая притязала на то, чтобы извлечь из человека все, что в нем есть позитивного или же возвышаемого до бесконечности. В результате получалось, что совокупность таких сил образует Бога, а не человека, и человек мог предстать только между порядками бесконечного… Для того, чтобы человек предстал как специфическое составное явление, нужно, чтобы составляющие его силы вступили во взаимоотношения с новыми силами, которые уклоняются от контакта с силой репрезентации и даже устраняют ее. Эти новые силы являются силами жизни, труда и языка в той мере, в какой жизнь обнаруживает 'организацию', труд - 'производство', а язык - 'филиацию', которые ставят эти силы за пределы репрезентации. Эти смутные силы, порожденные конечностью, изначально не являются человеческими, но они входят в контакт с силами человека, чтобы вернуть его к его собственной конечности и наделить его историей, чтобы он делал собственную историю как бы во второй раз… В новой исторической формации XIX века именно человек оказывается сформированным из множества составляющих его 'растиражированных' сил. Если… силы человека войдут в контакт еще с какими-нибудь силами… на этот раз получится 'нечто иное', что уже не будет ни Богом, ни человеком: похоже, что смерть человека следует за смертью Бога в интересах новых составляющих… То, что человек представляет собой фигуру из песка между морским отливом и приливом, следует понимать буквально: такая композиция может появиться между двумя другими - композицией из классического прошлого, которое не знало человека, и композицией из будущего, которое уже не будет его знать'. Цитируя последнее предложение (заключительную фразу книги Фуко 'Слова и вещи'), Делез вопрошает: силы человека, вступившие во взаимоотношения с силами информации и образовавшие совместно с ними неделимые системы 'человек- машина', - может это 'союз человека уже не с углеродом, а с кремнием'? Анализируя 'самые блестящие страницы' 'Воли к знанию', Делез отмечает: 'Когда диаграмма власти уходит от модели автократии, чтобы предложить дисциплинарную модель, когда она становится 'биовластью' и 'биополитикой' населения, становится заботой о жизни и управлением жизнью, то новым объектом власти вдруг становится жизнь, И тогда право постепенно отказывается от того, что составляло привилегию суверена, от права на умерщвление (смертная казнь), но при этом позволяет творить тем больше гекатомб и геноцидов: не ради возвращения к стародавнему праву на убийство, а, наоборот, во имя расы, во имя жизненного пространства, ради улучшения условий жизни, ради выживания нации… Однако когда власть таким образом избирает своим объектом или целью жизнь, сопротивление власти тоже начинает ссылаться на жизнь и обращает ее против власти'. Или словами Фуко: 'жизнь как политический объект оказалась некоторым образом пойманной на слове и обращенной против системы, которая пыталась ее контролировать'. Спиноза писал: 'Неизвестно, на что способно человеческое тело, когда оно освобождается от навязанной ему человеком дисциплины'. Фуко добавил: неизвестно, на что способен человек, 'пока он жив' как совокупность 'сопротивляющихся сил'. Рассматривая в заключительных разделах работы идеи 'складки' у Фуко и его интерпретации концепции 'сверхчеловека' (см. Складка, Сверхчеловек), Делез видит 'печаль' мыслителя в проблеме: 'если власть учреждает истину, то как можно помыслить 'власть истины', которая уже не была бы истиной власти, истиной, исходящей от трансверсальных линий сопротивления, а отнюдь не от интегральных линий власти?'. Фуко оперирует тремя измерениями: а) отношения, наделенные формой, формализованные в стратах (Знание); б) взаимоотношения сил на уровне диаграммы (Власть); в) отношение ('не-отношение') к внешнему (Мысль). Возникает проблема: 'глубже ли внутреннее любого внутреннего мира', подобно тому, как внешнее более отдаленно, чем весь внешний мир? Внешнее - это не застывший предел, это движущаяся материя… это не нечто иное, отличное от внешнего, это как раз и есть внутреннее внешнего. По мысли Фуко, немыслимое находится не снаружи мысли, а в самой ее сердцевине, как невозможность мыслить, которая удваивает или углубляет внешнее… Начиная с XIX века наличные измерения конечного стали как бы стягивать внешнее в складки, сокращая его, образуя некую 'глубину', своего рода 'втянутую в себя толщину'. Понимание древними греками того, что отношение к самому себе как самообладание есть 'власть, которую осуществляют над самим собой в рамках власти, которую осуществляют над другими', по мысли Фуко, явилось сгибанием внешнего на практике. Было осознано то, что господство над другими необходимо удваивать господством над собой, что обязательные правила власти необходимо дублировать факультативными правилами пользующегося ими свободного человека. Греки 'согнули силу, которая при этом не перестала быть силой. Они соотнесли силу с ней самой'. Согласно Делезу, 'основополагающая идея Фуко состоит в том, что измерение субъективности является производным от власти и от знания, но не зависит от них'. Фуко формулирует несущую конструкцию нового проекта: субъективация свободного человека обернулась подчиненностью: с одной стороны, это 'подчинение другому через подконтрольность и зависимость' со всеми вводимыми властью процедурами индивидуализации и модуляции, направленными на повседневную жизнь и интериорность тех субъектов, кого власть назовет своими подданными; с другой стороны, это 'привязка (каждого) к своей собственной идентичности через сознание и самосознание', со всеми техниками моральных и гуманитарных наук, которые образуют знание субъекта. Субъективация, отношение к себе формируются непрерывно, путем - в интерпретации Делеза - образования 'четырех складок субъективации':
1) складка, охватывающая материальный компонент нас самих (у древних греков - тело и его удовольствия);
