твердым убеждением, что скорее соглашусь съесть таракана, чем прикоснуться к этой извивающейся мерзости. Какое счастье, что я не биолог и имею право быть брезгливым! Какое счастье, что я не буддист и не боюсь испортить свою карму мечтой сварить из пиявок суп, да и выплеснуть его за борт!
Один раз я позвонил домой — теперь уже никого не спрашивая, можно ли. Долго не решался, но все-таки не вытерпел. Честное слово, не знаю, что я сказал бы, если бы к телефону подошла «мама». Наверное, дал бы отбой.
На пятнадцатом гудке я так и сделал. Квартира была пуста. Сам не пойму, что я испытал — то ли облегчение, то ли совсем наоборот. Потом утешил себя соображением: в отличие от Эвелины Гавриловны «мама» не числилась в штате Корпорации, а стало быть, вряд ли подлежала устранению…
Квартиры я лишился, вот что. Она не моя, а эфэсбэшная. И вещи мои пропали: книги, кассеты, забавные самоделки. Положим, мне недолго ходить в бомжах — Корпорация найдет мне жилье, стоит только напомнить, — а вещей жалко…
Стерляжий вернулся на вторые сутки, как и обещал, и рассвирепел, узнав, что «лунная» кабина еще на Луне. Между ним, Капустяном и новым начальником смены произошел разговор на повышенных децибелах, сопровождавшийся обвинениями в саботаже. Стерляжий выписал чертей обоим. Меня не пригласили, но я подслушивал без всяких угрызений совести — разговор шел обо мне. Меня не поделили. Начальство орбитальной станции «забыло» пригнать кабину с Луны, тем самым выгадав несколько часов моего общения со здешней техникой. Кажется, технике это пошло на пользу, мне тоже, так что я не очень сочувствовал своему боссу и даже не жалел о том, что на этот раз не устроил ни одной крупной хохмы. Эка невидаль — вырезал из эротического фильма несколько кадров с медленно наплывающей голой задницей, совместил на компьютере со звездным небом и пустил на обзорный экран вместо нормальной картинки. Всей работы на пять минут, и никакого удовольствия: никто не пришел ругаться. Я так и не узнал, какова была первая реакция дежурного оператора, когда он узрел этакую штуку, величаво выплывающую из глубин космоса прямо на «Гриф»…
Отдохнуть мне удалось только в лифте. Во сне я видел самородки всевозможных размеров и форм — и округлые, и ветвистые, и всякие, от глыб до чешуек. В трещинах скал попадались даже золотые кристаллы — тяжелые, жирно блестящие октаэдры. И еще много ночей потом мне снились только самородки. Как в наказание. А при чем тут я, когда на Грыже-Клондайке мыкался вовсе не я, а майор ФСБ? И вдобавок покойный майор? — Не жалеешь? — спросил меня Стерляжий уже на подлете к Луне. Как будто чувствовал мое состояние. — О чем? — Что память Берша тебе оставили. — Лучше бы подобрали мне другое тело, — проворчал я. — Состарили меня на пять лет, а за что?.. — Я о памяти…
— А почему, интересно, я о ней должен жалеть? Стерляжий хмыкнул: — Хотя бы потому, что тебе срочную пришлось служить два раза. — Нет, не то… — Я поморщился. — Знаешь, Вадим, память Берша это… в общем, я как будто посмотрел фильм, очень хороший по-своему фильм. Режиссер — гений, каких не бывало. Сценарист, правда, подкачал…
Стерляжий усмехнулся и ничего не сказал.
— А главное, теперь меня можно не учить стрелять, — продолжал я. — Может, пригодится на Надежде. У покойника была кое-какая подготовка, он со мною поделился…
На этот раз я все же осмотрел наш естественный спутник с подлета, и больше по обязанности, чем из любопытства. Ну нельзя же — второй раз лечу на Луну, а ничего толком не видел. Не поймут. Заповедь культурного туриста: осмотри достопримечательность, прежде чем украсить ее автографом. Решено: при первой возможности выберусь на прогулку и на ближайшей к Луне-Крайней скале нацарапаю свои инициалы.
Изрытая оспинами физиономия Луны мне не понравилась — красиво было только на терминаторе, где освещенный косыми лучами вал какого-то кратера светящимся бубликом висел над поверхностью. Потом линия терминатора убежала за горизонт, и я выключил монитор.
— Что, неинтересно? — спросил, позевывая, Стерляжий.
— Угу— А мне интересно, — сказал он, — попадем мы в шахту или нет. Либрация заканчивается, нас ведут на пределе. Энергошнур того и гляди уйдет за горизонт.
Он совершенно не нервничал.
— Успеем? — опасливо спросил я. Врезаться в лунные скалы наподобие бродягиметеорита мне совершенно не улыбалось.
— Должны успеть, но только не мы, а они. Мы — груз, с нас взятки гладки…
Если бы я ехал в космическом лифте в первый раз, а не в шестой, то обязательно спросил бы, не зависит ли что-нибудь и от нас. К сожалению, я точно знал: не зависит. Слабосильные движки ориентации кабины годятся лишь на то, чтобы отсрочить падение на секунду-другую. Не все ли равно, в каком именно месте выбить в Луне яму, да и нет у нас времени возиться с цепями управления. Перевести управление кабиной снова на «Гриф»? При нужде это сделают и без нас, если успеют. Могут и не успеть…
Быть грузом без права действия мне не очень понравилось, и я стал брать пример со Стерляжего, весь вид которого говорил: «Сделаю что могу, а там будь что будет», причем говорил снисходительно, с явным прицелом в мою сторону. Урок фатализма пошел мне на пользу, а главное, принес плоды: нас успели прилунить так штатно, что стало даже скучно.
— Поторопились, — покачал головой Стерляжий. — Ты гляди, где люк.
Люк был надо мной. Пришлось карабкаться. Кабина лежала на боку, чуть заметно осев на корму. Краевое положение станции на лунном диске заставило строителей выкопать для лифта почти горизонтальную шахту. Она пугающе смотрела из вала кратера Дженнер, словно жерло громаднейшей пушки, готовое грянуть картечью по лунатикам и прочим инопланетникам, буде таковые объявятся и рискнут покуситься на недвижимую собственность Корпорации.
Странные дела: Корпорации нужно все — и ничего. Ее не интересует ни Марс, ни астероиды, ни спутники Юпитера, куда в принципе можно было бы забросить лифт; да и Луна ей нужна только как удаленное безопасное место — серьезных научных исследований тут не проводится. Корпорации подавай иные миры под иными звездами, для остального человечества неактуальные. Журавля в небе ей подавай, здоровенного белого журавля, и пусть синицы шмыгают мимо.
Каждые четырнадцать часов весь персонал Луны-Крайней, не исключая и прикомандированных, превращался в грузчиков — с Грыжи шел металл. Кто-нибудь облачался в скафандр, лез в Кошачий Лаз и, кряхтя от натуги, подавал оттуда самородки; их тащили к масс-спектрографу, затем к весам и далее на склад. До установления надежной связи с «Грифом» оставалось еще несколько дней, и кабина лифта стояла без дела.
В обратную сторону шли кислородные баллоны, пища, вода, медикаменты. Однажды с Грыжи эвакуировали больного. Острый живот — самое гнусное из всего, что может учинить подлюка судьба с оторванным от медицины человеком. Врач Луны-Крайней определил перитонит и прооперировал бедолагу. И это был единственный на моей памяти случай, когда хотя бы один человек на станции был освобожден от погрузочноразгрузочньгх работ — хирург с дрожащими руками не хирург, а маньяк-расчленитель. Даже Надя таскала металл, правда, ей подсовывали самородки поменьше. А еще она с Аскольдом дважды побывала на Грыже — не ради металла, а просто чтобы не отвыкнуть от тяжести. Стерляжий ничего не говорил, но смотрел в мою сторону неласково: «Вибрион» порушил все сроки. Где прикажете восстанавливаться после невесомости «Грифа» и легкой Луны? Непосредственно на Надежде, планете с почти земной тяжестью? Восстановишься, пожалуй… до первого местного хищника.
Повысив свою квалификацию грузчика, я бежал к компьютеру и старался не терять времени зря. Я просматривал видеоролики, снятые сквозь дыру Кошачьего Лаза, изучал собранные данные. Девять миров, девять планет. За одну из них — Грыжу-Клондайк — людям удалось зацепиться. На другую — Медузу — время от времени отправлялись краткосрочные экспедиции. Я смотрел на ее безбрежные болота и на отлов пиявок, пока меня не начинало тошнить. По-моему, пиявки являлись единственным полезным ресурсом этого мокрого царства. Было в этой планете что-то глубоко неправильное.
Надежда. Тут имелось несколько видеороликов, в том числе и тот, что я уже видел однажды. Ничего особенного, статичный пейзаж. Один раз в правом верхнем углу кадра быстро промелькнуло что-то темное, настолько быстро, что совершенно смазалось. Не то птица, не то очень крупное насекомое, не то местная летучая мышь.
Планета под условным номером 4. Двухсекундный ролик. Скалы, камни, осыпи. Все статично,
