Cool, cool! Достаточно было чуть-чуть пожить с Тосей, и он уже пишет, как она. С той лишь разницей, что Тося мне не пишет.
Но я рада, что мы гораздо больше похожи друг на друга, чем я думала. Я тоже не cool. He потому, что я что-то имею против cool – а просто не очень понимаю, что значит быть cool. Улины дочери сказали, что президент – cool, и папа римский – cool, и Ясек из 11-го «А» класса лицея тоже cool, а ведь они все совершенно разные. А я ничуть не похожа ни на одного из них – у меня даже пол другой. Вывод напрашивается сам собой: уж я точно не cool, – и это нас роднит с Адасиком. Но, к чертям собачьим, ведь это ничуть не любовное письмо!!! Ни в коей мере! За исключением одного придаточного предложения: «… которая имеет тот плюс, что там есть ты».
А может быть, я теперь должна это письмо распечатать на принтере и положить в конверт, написать на конверте свой адрес и спрятать к себе в стол?
ЗЛАТЫЕ ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ
– Мамуля! – Тося вошла в кухню и села напротив меня.
Я принесла из редакции семьдесят писем, они лежали на столе, часть из них уже была вскрыта, а я занялась вещами более важными – принялась опустошать холодильник. В отличие от ответов на семьдесят писем эта деятельность дает ощутимый результат.
– Мам…
– Что, дорогая? – слащаво спросила я, потому что почувствовала кожей: у дочери ко мне какое-то не требующее отлагательства дело.
– Можно устроить день рождения?
Кусок хлеба с сыром и майонезом замер у меня на полпути ко рту.
– Кому? – вяло поинтересовалась я.
– Себе, – ответила Тося и удивленно посмотрела на меня.
День рождения! Ну конечно, моей дочери исполняется восемнадцать лет!
Но до дня рождения еще три недели!
– Ты забыла, да?
Нет, не забыла. Ни одна мать не в состоянии забыть день, когда рожала ребенка. Производила на свет. Для себя или для всего мира. Или для какого-нибудь Якуба, который потом ее бросит.
Этот, теперешний Йолин, в минуту ее рождения еще был заботливым отцом. Когда у меня ночью начались боли и я его разбудила, он сказал:
– Дорогая, не волнуйся, я рядом! – И повернулся на другой бок.
Разве можно забыть ту ночь? Никогда!
Я помыла голову, исходя из того, что при родах самое главное – прическа. Под утро накрасила ногти на руках и ногах, что заняло у меня еще два предрассветных часа, в то время как мой Эксик заботливо бодрствовал возле меня, похрапывая в свое удовольствие. Попробуйте-ка покрасить ногти, если каждые полторы минуты у вас идут схватки! Когда я снова его расшевелила и сообщила, что схватки повторяются уже каждую минуту, он как ошпаренный выскочил из постели и начал орать, что я легкомысленная, потом побледнел и ему стало плохо. Я позвонила родителям. Отец, не успев даже рассказать, что бы он сделал на моем месте, по-видимому, тоже побледнел, а мама вызвала такси, и меня отвезли в роддом. В девять утра Тося слабым криком возвестила: вот я – явилась на этот свет, а Эксик промаялся в приемном покое до двух – его-то никто не известил, что все произошло так быстро, а претензии он высказал мне. Эх, времечко…
Было это почти восемнадцать годков назад, а кажется, будто вчера. И сейчас сидит передо мной почти взрослая женщина, а порой совершенный ребенок и сообщает, что пригласит домой ораву таких же молодых и буйных людей. Как учит жизненный опыт, нагрянет их человек пятьдесят, а мне придется их кормить, и они, несомненно, тайком от меня принесут алкоголь в разных пакетах и сумках, а может, не дай Бог, и травку, надринькаются, накурятся, разнесут наш маленький дом, и у меня будет уйма хлопот.
Тосины подружки в прошлом году уже праздновали совершеннолетие (моя бедная крошка была способной, скучала в детском саду и потому пошла в школу раньше – прости, дорогая, я не сознавала, что делала) – и это было не приведи Господь. Одной родители устроили банкет в гостинице «Бросталь», что обошлось им в тридцать тысяч. Может, моя бедная крошка Тося тоже хочет отметить день рождения в отеле? Хотя в последнее время мне казалось, что у меня вполне благоразумный ребенок. Может, все обойдется погромом лишь в одном нашем доме?
Я тяжело вздохнула:
– Сколько человек ты хочешь пригласить?
