На «Старой деревне» мы с Эзергиль расстались: она пошла на метро, а я поехала домой. Только садясь в трамвай, я вспомнила, что так и не спросила ее о заселении миров.
За окнами трамвая, во влажной осенней тьме, проплывали разноцветные огни. Все-таки я устала от этой беготни, да и есть хотелось — пообедать-то не успела. Я вздохнула, села поудобнее и закрыла глаза. Тут же явились привычные мысли. Из подсознания вылез Сашин белый точечный дом с горящими окнами на фоне темно-синего ночного неба. Мне представилось, как я стою, запрокинув голову, и смотрю на
Я открыла глаза, вытащила из сумки тетрадь и ручку, положила тетрадь на колено и принялась строчить прямо поверх шахты: «Где-то, давным-давно, была далекая пустынная страна, обиталище злых духов, отгороженная от мира стеной снежных буранов и океаном замерзших волн. И правил ею Король Севера — самый благородный, жестокий и прекрасный из всех земных и неземных владык…»
ГЛАВА 11
Погодин наводит справки, а девушки разговаривают о любви
Сегодня было три часа «рисунка» подряд, все устали и дурачились, как могли, а началось все с меня. Я думала, помру от смеха. Надо было изобразить углем натюрморт с самоваром. Я искренне старалась, пока Маринка не посмотрела на мой рисунок, икнула и спросила: «Это кто? Годзилла?» Самовар и впрямь был похож на Годзиллу, вплоть до выражения зубастой морды. Народ развеселился; все начали искать в самоваре сходство с другими монстрами, и небезуспешно. Рисунков испохабили целую пачку. Препод юмора не понял и выставил у себя в тетрадке колонку двоек, но даже это не испортило всеобщего хорошего настроения.
Когда «рисунок» закончился, мы с девчонками пошли в буфет. В вестибюле сделали выставку декоративных керамических панно. Я задержалась, поскольку был шанс, что среди работ окажется и моя: «Город-вампир» (на опостылевшую тему «Любимый Петербург», разумеется). Проходившая мимо Эзертиль приветливо со мной поздоровалась.
— Будешь сегодня в мастерской? — спросила она.
— Конечно.
— Погодину не видела? Я специально пришла пораньше, но не могу ее найти.
— Так ты расписание посмотри.
— И правда, как это я не сообразила? — фыркнула Эзергиль, удаляясь по коридору.
«Вот чудачка», — подумала я, наверно, в тысячный раз.
Еще несколько секунд я изучала стенды с куполами, мостами, скрипками, книгами, чьи страницы перелистывает ветер, пустоглазыми античными лицами и прочими штампами, в тщетных поисках своей работы.
Внезапно показалось, что рядом со мной кто-то стоит. Словно тень промелькнула в углу глаза. Я оглянулась. Народу в вестибюле было немало. Девчонки и парни перемещались туда-сюда, входили и выходили, хлопая разбитой дверью, ели на ходу пирожки, толпились возле расписания. На длинной скамейке справа от расписания скучали родители первогодок в ожидании своих чад — несколько теток средних лет и средней наружности. Одна тетка вязала, другая читала женский детектив. Привычная картина. Повернувшись обратно к стенду, я погрузилась в поиски своего шедевра, но скоро оставила это занятие. Что-то мне мешало. Какая-то неправильность, словно соринка в глаз попала.
Я все еще пребывала в бесполезных догадках, когда рядом кто-то зычно кашлянул. Удивленная не дамским тембром, я повернулась к скамье, где сидели родители, и увидела с краю дядьку, которого секунду назад там точно не было. Я сморгнула — дядька не исчез. Наоборот, если так можно выразиться, приобрел материальность. Выглядел он вполне обычно: упитанный родитель средних лет в заношенных джинсах и свитере домашней вязки. Дядька вольготно устроился на скамейке, нога на ногу, с таким видом, будто он здесь царь, и плотоядно смотрел вслед Эзергили. На месте какой-нибудь из теток я бы из принципа сделала ему замечание.
Дядька тем временем повернулся ко мне, бесцеремонно рассмотрел с головы до ног и встретился со мной взглядом. В его глазах мелькнуло что-то вроде испуга. Несколько секунд мы глядели друг на друга. Потом на лице родителя выразилась досада, сменившаяся неожиданно обаятельной киношной улыбкой.
— Послушай, девочка, — обратился он ко мне, — ты здесь учишься?
— Ну да, а что?
— В общем-то ничего, — пробормотал дядька, отвлекшись от меня, чтобы проводить взглядом исчезающую за дверью Эзергиль.
— А вот та черноволосая мадемуазель тоже здешняя?
Я фыркнула. Надо будет вечером рассказать Эзергили, что на нее положил глаз пожилой толстопузый лысый — или не лысый? — нет, просто седоватый старикашка. Впрочем, она как раз такими увлекается. До египтянина ему, конечно, как до луны, хотя… Я с интересом взглянула в лицо дядьки. Оно показалось мне знакомым. Дядькина физиономия дисгармонировала с потрепанными одежками: она была широкая и важная, с крючковатым носом и крупным надменным ртом. Такая рожа, подумала я, отлично подошла бы для коррумпированного банкира в каком-нибудь бандитском сериале. Может, я его по телевизору видела? Только вот глаза подкачали — какие-то мутноватые, расплывчатые, с мешками и нависшими веками.
— Я задал вопрос, — мягко произнес дядька.
— А, насчет Эзергиль. Да, она тут учится, а что?
— Ничего, — пожал он плечами. — Деточка, нельзя быть такой подозрительной. Я, понимаешь, дочку жду, сижу тут уже почти час… Почему бы не поболтать с приятной умной девушкой?
— Пожалуйста, болтайте, мне не жалко, — смущенно пробормотала я. Взрослые мужчины не часто делали мне комплименты. Кстати, когда к родителям приходили гости, это был отличный способ заставить меня замолчать на целый вечер.
Пользуясь моим позволением, родитель спросил:
— Неужели вы все тут друг друга знаете? Или эта Эзергиль чем-то особенно знаменита?
— Да просто я с ней дружу.
Дядька улыбнулся мне еще обаятельнее прежнего. Когда он улыбался, его лицо полностью преображалось, как будто он, как актер театра Но, незаметно менял одну маску на другую.
— Извини, не спросил, как тебя зовут.
— Геля, а что? — автоматически насторожившись, сказала я.
— Какие у вас тут имена интересные. Геля или того пуще — Эзергиль. С первого раза и не выговоришь.
— Нормальное эльфийское имя, — с ходу выдумала я. — Преобладает среди лесных ирландских эльфов.
Дядька пренебрежительно изломил бровь. В профиль он был похож на реликтового гигантского ворона, которого я однажды видела в Изборске.
— Кто бы мог подумать, что у вас такие взрослые студентки, — задумчиво сказал он. — Мне-то сначала показалось, что эта девица — преподавательница или практикантка из академии. Какая необычная внешность. Абсолютно неопределимый этнический тип. Высокие скулы, большие глаза… А на каком отделении она учится?
— Она не на отделении, — внутренне угорая от смеха, ответила я. — Она ходит на спецкурс преподавательницы мастерской реальности.
— И что ты о ней скажешь как подруга?
