были гораздо слабее Катькиных, не говоря уж о работах Эзергили. И именитых родственников у него вроде не было. Почему же он настолько легко и быстро добился такой существенной уступки?
— Ладно, как знаешь, — сказала я. — В любом случае, интересно, что у тебя выйдет.
Вот такие мы, ученики. А теперь расскажу вкратце о доменах. Потому что домен для демиурга, как ракушка для улитки, — по отдельности они существовать не могут. Только я одна, как слизень, так и хожу без домена и не особенно рвусь его заиметь. А почему, станет ясно из моего рассказа.
Создание домена было темой первого урока демиургии, на котором мне довелось присутствовать. Как я узнала впоследствии, лекция о доменах проводилась специально для Ивана. Остальные могли послушать и принять к сведению, а мне так и вообще было рано все это знать. Но такой уж здесь принцип обучения — программа общая, но каждый идет в своем темпе и выбирает, что ему нужно.
Домен — это личное владение демиурга, его собственный мир, в котором он — Бог-творец и дух места. Как рассказывала Антонина, миров можно наплодить сотни, но доменом будет только один. Его особенность в том, что он как-то связан с творцом, на глубинно-личностном уровне, и эта связь чуть ли не обратная. Как, например, у дриады: срубишь дерево — погибнет дриада, убьешь дриаду — засохнет дерево. Как я поняла, создаешь пространство как бы из себя. То, что называется «вкладывать душу», только в буквальном смысле.
Работать над доменом надо вдумчиво и постоянно. То есть моя кислотная пустыня — никакой не домен, а так, как выразилась Антонина, «недержание подсознания». И еще — у демиурга домен должен быть обязательно. Он для него база, шлюз для дальнейшего проникновения в тайны материи и творчества. В чужой домен постороннему можно попасть только с позволения владельца. (На этом месте Эзергиль скорчила хитрую гримасу и подмигнула Погодиной, а Катька незаметно ущипнула ее за ногу, смотря на Антонину лживо-преданным взглядом.) А там, внутри, каждый волен творить все, что захочет. Но не людей.
Посреди лекции к нам заглянула мелкая девчонка и сообщила, что Антонину зовут к директору. Она вышла, и разговор сразу оживился. Погодина спросила Ивана, как он назовет свое владение, а когда он с важностью сообщил: «Ойкумена» — тут же переделала Ойкумену в «Ванькину домену». Я вцепилась в Эзергиль с расспросами, однако узнала мало интересного. Про свой домен Эзергиль рассказывать отказалась, при словах «домен Антонины» расправила плечи и загадочно улыбнулась. Насчет Катькиного владения сказала, что оно называется «Дом Эшеров», что место это мрачное и опасное, и лучше туда без приглашения не соваться.
— Готический замок, что ты хочешь? В подвале Франкенштейн, на чердаке Дракула, а в башне Погодина занимается черной магией при полной луне.
— Как романтично! — вздохнула я.
— А оборотня в парке встретить не хочешь? Говорят, они у нее водятся.
— Разве он может мне что-то сделать? — усомнилась я. — Разве что напугать. Он же ненастоящий.
— Как — ненастоящий? — изумленно взглянула на меня Эзергиль. — Чем мы тут, по-твоему, занимаемся? Ненастоящие по средам, в двенадцатом кабинете, на спецкурсе миражей. Подойди-ка к Катьке и скажи, что ее оборотень ненастоящий…
— Ась? — повернулась к нам Погодина, глядя на меня с нехорошим любопытством. — Девушка хочет увидеть оборотня? Это мы устроим…
— Не соглашайся, — быстро сказала Эзергиль. — Сожрет он тебя с потрохами и не подавится. И следов не найдут. Поэтому-то в чужие домены и нельзя соваться без разрешения хозяина. В каждом мире — свои законы.
Я пожала плечами. Честно говоря, не верилось, но и экспериментировать пока не хотелось. Но тем не менее все это было дико увлекательно. Да, кажется, спецкурс Д оказался стоящей штукой!
— Мне тоже хочется свой домен, — заявила я, решив сменить тему.
Погодина и Эзергиль переглянулись и обидно рассмеялись.
— Это будет сосновый лес, — торопливо продолжила я, не дожидаясь комментариев. — Такой древний, чтобы самые древнейшие чащи казались рядом с ним молодыми лесопосадками. И чтобы со всех деревьев мох свисал, а под корнями можно было пройти, не нагибаясь. Почва — розовый песок. Грибы там будут повсюду расти здоровенные: зеленые, голубые и коричневые с золотыми крапинками.
— Мухоморы? — с интересом спросил Иван.
— Еще там будут жить большие пауки. Такие все мохнатенькие…
— Белые и пушистые, — подхватила Эзергиль.
— …Нет, бежевые с розовыми коготками, и у каждого на спинке будет узор в виде черного глаза. И паутина такая перламутровая, целые волейбольные сетки высоко между соснами, а на солнце она будет сверкать золотыми каплями…
— Ядовитые пауки-то? — опять встрял Иван.
— Смертельно, — подумав, сказала я. — Укушенный начинает переваривать сам себя и умирает в страшных муках. Но меня они кусать не будут. Меня они будут любить, тереться спинками и курлыкать…
Погодина что-то прошептала на ухо своей соседке. Эзергиль почесала в затылке и задумалась. Катька опять принялась шептать. «Давай я!» — расслышала я. «А я говорю, не надо!» — «Такой порядок!» — «Кто угодно, только не ты». — «Тогда сама».
Иван навострил уши и пересел поближе. Я замолчала.
— Ты болтай, болтай, — подбодрила меня Катька. — Мы слушаем.
Я слегка обиделась, но продолжала, поскольку мысли еще теснились у меня в голове и надо было от них избавиться:
— Там будут необыкновенные закаты. Вот у меня дома в окне солнце заходит так, как будто весь мир сжигает напоследок, и вгоняет меня в ужасную депрессию. А в моем домене лучи заходящего солнца будут… как сказать?.. преображающими. Каждый закат будет казаться концом мира, а каждое утро мир будет рождаться заново.
— Ничего, живописно, — одобрила Эзергиль. — А что-нибудь еще там будет, кроме закатов, пауков и мухоморов?
— Я пока не придумала. Не все же сразу. Хотя вот еще: ручьи с радужной водой.
— Почему радужной? От солярки, что ли? — съязвила Погодина.
— Нет, они генерируют радугу, — принялась фантазировать я. — При ударе молнии в воду возникает вертикальный канал…
— Ну, завралась! — прокомментировал Иван, отползая на прежнее место.
Эзергиль положила ему руку на плечо и вернула обратно.
— Геля, действительно, хватит болтать. Переходи к делу.
— В смысле?
— Покажи нам домен-то!
Я растерялась.
— Это же просто фантазии…
— В этой мастерской, — наставительно произнесла она, — просто фантазий не бывает. Каждая твоя осознанная мысль вызывает изменения реальности. Ты еще не въехала?
Я глубоко задумалась, но так и не поняла, чего от меня хочет Эзергиль. Погодина и Иван выжидающе смотрели на меня, как будто я должна была что-то сделать прямо сейчас.
— Короче, в лес когда пойдем? — нетерпеливо спросил Иван. — Я хочу набрать мухоморов с золотыми пятнышками.
— А я хочу посмотреть на пауков, которые трутся спинками и курлычут, — сообщила Погодина. — Вот мой оборотень почему-то не хочет проявлять ко мне нежность, сколько я над ним ни бьюсь…
— Что мне делать-то? — спросила я, обращаясь к Эзергиль.
Она только плечами пожала.
— Ты сама должна знать. Я не поняла, ты как очутилась на спецкурсе демиургии, если не знаешь базовых вещей?
