личности или для госмашины, — и вообще: кто тут кому служит? По-моему, государство должно обслуживать граждан, а не наоборот. Я не прав?
Нахмурясь еще пуще, Никита ушел — наверно, за новыми доводами. По крайней мере, сегодня обошлось без обид. Правда, они никогда не длились долго, и потом Никита извинялся за несдержанность, однако расстраивались оба. А следом к Вадиму подсела Лариса — сегодня публика точно сговорилась. Очень милая женщина эта Лариса, в профиль — таки вовсе звезда. Бог (или кто там, на небесах, заведует распределением женских прелестей) наделил ее смазливой мордашкой, стройными ногами и высокой грудью, однако с характером ей не подфартило, а посему, дожив до седых волос, она не обзавелась положенным мужем. В прежние времена, когда Лариса была много моложе Вадима (если не душой, так телом), вокруг крутилось немало обещающих кадров, и скромный спец на таком фоне не котировался. Правда, иногда, на очередном безрыбье, Лариса снисходила к Вадиму, благо он-то всегда был под рукой. Однажды, по слабости характера, Вадим не удержался и тоже вкусил от ее щедрот, так что теперь у бедной женщины были все основания винить его в загубленной жизни. С возрастом Лариса не становилась краше: груди провисали, сквозь дряблеющую плоть отчетливей проступали суставы, а кое-где, наоборот, скапливался жирок, — однако это не убавило ей кокетства и, увы, не прибавило ума. Не признавая своей вины, Вадим, однако, старался бедняжку жалеть. Хотя это и раньше было непросто, учитывая ее злополучный нрав, а с каждым годом становилось сложней — учитывая неизбежное увядание.
— Как тебе понравилась вчерашняя постановка? — строго спросила Лариса. — Потрясающе, правда? Я преклоняюсь перед Режиссером!
— Для своего времени сработано недурно, — без энтузиазма подтвердил Вадим. — Только я ведь ее наизусть помню.
— Как, ты даже не смотрел? — Она уставилась на Вадима, словно на святотатца. — Это же вершина нашего искусства! Вся губерния не отрывалась от тивишников, а ты!..
— Да не убивайся ты так, — ухмыльнулся он. — В конце концов, если помнишь, даже именитый Елизаров отзывался о сем спектакле, как о…
— Конечно, он не станет ее хвалить, — перебила Лариса, — он же федерал!
— И что?
— Как? — удивилась она. — Разве не ясно? У них же всех установка, чтобы нас ругать.
— Правда? — ужаснулся Вадим. — Коварные! Чем же мы так их достали?
— Просто нам завидуют, — объяснила женщина. — Им-то живется хуже!
— Или нам — лучше?
— Ну естественно!
— Вот жизнь — даже просветить некому, — неосторожно посетовал он. — Живу как перст.
— Я не хожу к чужим мужчинам, — оскорбилась Лариса и тут же уточнила: — Вот если б у нас были серьезные отношения…
— Это не ко мне, — спохватился Вадим. — Я в принципе человек несерьезный.
— Вообще, конечно, не обязательно, — сдала она чуть назад. — Они же не налаживаются сразу, верно? Кстати, у тебя сохранился фотоаппарат? — простодушно добавила женщина. — Давно хочу посниматься.
— Нагишом?
— Фу, пошляк! — снова обиделась она. — По-твоему, я извращенка? — И снова уточнила: — Конечно, если б мы были близки по-настоящему, понимаешь?
— В моем-то возрасте? — лицемерно вздохнул Вадим. — Забыла, сколько мне лет? Это ты еще в соку, а мужчинам после пятидесяти остается только глазеть на ваши прелести…
— Ну ты, Смирнов, совсем с ума сошел, — с готовностью поверила Лариса. — И всегда был такой странный!..
Имелось в виду, что он не впервые отказывается от такого подарка судьбы. И правильно, так ему, — не винить же в этом себя?
— Вообще все вокруг такие глупые! — сообщила Лариса с тайным злорадством. — И никакой культуры, что характерно. Даже поговорить не с кем.
— Отчего же? Неси культуру в массы.
— Чтобы меня возненавидели, да? Разве я виновата, что лучше? Вообще, должна заметить, — печально вздохнула женщина, — не встречала еще никого умнее себя.
И едва утерпела, чтобы не расплыться в довольной улыбке.
— Бедняжка, — не удержался Вадим. — Зачем тебе это?
— Что?
— Быть умной. Такая симпатичная женщина…
— Конечно, дурочек вы любите больше!
— С другой стороны, что такое ум? — вопросил он. — Наверно, это способность достигать правильно поставленной цели.
— А сам ты многого достиг? — вспылила она. — Как был задрипанным специшкой, так и остался!
— Зато живу как нравится. И не кричу на всех углах, какой я умный.
— Да ну тебя! — окончательно разобиделась Лариса и очередной раз его бросила — на растерзание воспрявшей совести. Собственно, что он хотел доказать несчастной глупышке? Пусть утешается как умеет. Не можешь помочь — лучше отойди. Кажется, животные его рефлексы снова опередили сознание. Ибо сказано: «не согрешишь — не покаешься».
Следующим оказался Георгий, Гога, — массивный, словно бульдозер, и столь же основательный. «Матерый человечище» кавказских кровей, впрочем, давно обрусевший. Как и Тим, он не считался генератором идей, даже не претендовал, зато владел панорамным, системным мышлением и мог оперировать громадным количеством данных, раскладывая любую проблему на составные, взвешивая и соотнося сии части, выстраивая наново. По аналогии с компами Вадим нарек это оперативной памятью. Однако и с обычной памятью у Гоги проблем не возникало: был он, что называется, энциклопедист и по складу ума больше годился в ученые, чем в технари. Только кого это сейчас волновало, кроме самого Гоги да еще, может, Вадима?
— Смотри-ка, Вадичек. — Протиснувшись в проход, Гога без долгих вступлений уронил на стол Вадима тетрадный листок, на коем была начертана схема сложного прибора с десятками разнокалиберных блоков и множеством вычурных связей. — Нравится?
— Привет, — сказал Вадим оторопело. — Чего это?
— Здрав и ты будь, мил человек, — спохватись, откликнулся Гога, — коли не шутишь… А это есть устройство нашей Крепости, насколько я его представляю. Итог долгих наблюдений и мучительных раздумий.
— И бессонных ночей? — рассеянно добавил Вадим, вглядываясь в схему.
— Ну, — подтвердил крепыш, с нескрываемой гордостью разглаживая листок тяжелыми дланями. — Ты посмотри, дорогой, какая четкая пирамида выстраивается: уровень под уровнем — прямо картинка! А как тебе эта дублирующая пирамида — из преподобных под-Управителей. Стоит засбоить основной линейке, как в дело вступает резервная. А мы думали, «отцы» только за нравственностью следят!..
— А как же Совет Глав?
— Декорация, дань традиции! Много ли проку было от прежних Советов?
— Проку немного, зато шуму сколько! От выборов не продохнуть, агитаторы так и вились — бедные, что они теперь-то поделывают?
— Думаю, не бедствуют. Как говорят на Кавказе: был бы язык пошершавей, а уж задница для лизанья всегда сыщется!
— Врешь ты, — с ухмылкой сказал Вадим. — Не говорят такого на Кавказе. Тоже, кавказец выискался!
— Ну и вру — подумаешь, — легко согласился Гога. — Разве это что меняет? Народ, как известно, мудр, а я — его часть, из самых мудрых.
— «Вышли мы все из народа», — подтвердил Вадим, — но разбрелись почему-то в разные
