подмышек до младенчески нежных пяток. И ровный загар по всему телу, и ни единого волоска ниже головы, и накопленная за годы сияющая чистота, и брезгливость, с какой она ступала по облезлому полу. Нет, сколько б она ни разыгрывала из себя простолюдинку, это — продукт иной среды. Какой же лопух ее сюда притащил?
Все-таки из храма они уходили вдвоем. Подвал был обширный, запущенный, к тому же имел несколько выходов на поверхность. Вадима слегка раздражала эта игра в конспирацию (было б из-за чего), но правила не им установлены, не ему и отменять. На этот раз он предоставил Юле выбирать путь, а сам шел следом, наблюдая за ней. После тренировки сонливость у Вадима пропала напрочь, голова прояснилась, и теперь он мог трезво оценить свое новое приобретение — эту самую Юлю. На девушке были потертые шорты, линялая растянутая майка, едва не спадающая с плеч, шлепки — и все. Экипировка на грани фола. Если бы кто-то из блюстителей заподозрил отсутствие белья, не миновать ей плетей по мягким частям. Собственно, за что? Ведь так и положено в нашем благословенном обществе: наружная пристойность, а чуть поглубже — всегдашняя готовность к разврату. Но что за поступь, господи: как упоительно содрогаются грудки на каждом шаге, как грациозно качаются бедра!.. Тоже врожденное или научили? Но не за месяц же! Такому надо обучать с пеленок.
Наконец они выбрались из подземелья и зашагали по гулкому переулку, стиснутыми глухими облезлыми стенами.
— Слушай, — внезапно заговорила девушка, — а ведь ты не похож на дурака!..
Маленькие открытия, надо же.
— Ну почему, — возразил Вадим. — Просто ты не разглядела. Ты же торопыжка, так? Вечно спешишь с выводами!
— Но если ты не дурак, — отмахнулась Юля, — как же ты угодил в здешние прихожане?
— По-твоему, наша вера не истинная? — нахмурясь, спросил он. — Тогда она и вправду ничего тебе не даст.
— А по-твоему, она тянет на веру? — Девушка фыркнула: — Подумаешь, рукомашество и ногодрыжество!
— А слышала ты про жизне-силу, еретичка? Вообще с тобой проводили вступительное собеседование?
Поколебавшись, Юля кивнула, затем повела худенькими плечами: мол, поливали чего-то невразумительного — толку-то!.. Действительно, в последнее время жрецы не слишком усердствовали с проповедями.
— Вот ей, собственно, и поклоняются билдеры, — продолжал Вадим. — Прочее — следствие. И если ты наблюдаешь среди них самодовольных здоровяков, то гордятся они не нынешней статью, а тем, что сумели ее достичь, начав едва не с нуля.
— И все? Не больно-то густо!
— Как посмотреть. Кто-то верит в бессмертную душу — вообще, не вдаваясь в подробности. А вот билдеры верят в жизне-силу, полагая ее необходимой составляющей души, без которой она не сможет достичь совершенства и просто сохранить себя. А тело — что ж: всего лишь показатель душевной силы. Кстати, по теории билдеров, на пути накопления жизне-силы можно достичь и физического бессмертия. Ибо сказано: «сделаем тело достойным духа» — то есть таким же бессмертным.
— Ну хорошо, а что же все-таки делается с телом?
— У каждого, чтоб ты знала, имеется отмеренный природой телесный предел, на который он вполне может выйти, если выложится по-настоящему, если проникнется желанием до самого нутра, если поверит! Мало кто на это способен: большинство гораздо только языками молоть, — а ведь тут вкалывать надо, мучиться, почти истязать себя! Самое забавное, что предел одинаков почти для всех — конечно, завися от габаритом, но вот приблизиться к нему сможет только верующий.
— Как ты, например? — подколола Юлька.
— Пока я в зале, я верую истово и всей душой, — подтвердил Вадим. — Однако вне его… В жизни так много любопытного! Кстати, обрати внимание, сколь много в билдинге людей многогранных, почитающих гармонию.
— «Красота спасет мир»? — хмыкнула девочка. — А почему не сила?
— А что ты считаешь силой? Способность подминать других?
— Покорять, — сказала она со вкусом. — Подчинять. Властвовать!
— Это сила не человека — зверя. А человек силен другим: умением сохранять свою суть — при любых обстоятельствах.
— Опять жизне-сила, да? Как средство защиты от агрессивной среды… Но разве нельзя накапливать ее иначе, без этого мазохизма?.
— Можно, — кивнул Вадим. — Отнимая у других. Именно «покоряя» и «подчиняя». А еще: унижая, мучая, убивая. Наверно, так даже можно достичь бессмертия тела. Но не души — это наверняка.
— Бог с ней, с душой, — кто ее видел? Но приличное тело мне бы не помешало.
— Мне больше нравятся неприличные, — возразил он. — Как у тебя.
— Просто ты падок на красоток, — самодовольно заметила Юля. — Старый хрен!
— Ну да, мне нравятся красивые люди, — согласился Вадим. — Не только потому, что глаза радуют. Главное: их психику не уродуют комплексы, они не пытаются из себя никого строить — они естественны! Наконец, они любят себя, а потому и другим кое-чего перепадает.
— Ой ли?
— По крайней мере, это относится к девицам. Что до парней, на них больше влияет дефицит силы или роста.
— Послушай, а чего ты уродуешься? — спросила Юля. — Зачем так выкладываться, а? Имеются же препараты — «химия», например. Я-то знаю!
— «Химия» есть болезненный нарост на теле билдинга, — с неохотой ответил Вадим. — А с наростами положено бороться.
— Ты так печешься о своем здоровье?
— Не в том дело. Понимаешь, препараты дают громадные объемы, однако и психика ломается. Что было слабостью, становится манией. А хуже всего…
— Что?
— Если честно, «химией» балуются многие и билдеры и крутари, чаще втихаря. Однако недавно проклюнулись особенные качки, которые не подаются в крутари, но и с билдерами не остаются. Для них мускульная мощь сделалась целью, они свихнулись на ней — по глупости либо из уязвленного самолюбия. Их так и прозвали: «химичи», — чтоб выделить среди прочих Где они обитают и качаются, чем кормятся, кто снабжает их «химией» — я лично понятия не имею. И остальные предпочитают держаться от них подальше Но вообще в обычном состоянии «химич» превосходит билдеров ненамного, но иногда слетает с катушек и прорывается в чудовищную силу, даже внутренне преображаясь в монстра. Кстати, от «химии» не только растут мышцы, но и костяк меняется.
Вадим вдруг замолчал, удивленно вскинув брови, и даже остановился, будто наткнулся на столб. У тротуара притулился колесник, изящный как игрушка и совершенно неуместный в этом угрюмом месте. До сих пор на такие машины Вадим мог любоваться лишь со стороны, когда они на скорости проносились мимо, обдавая его выхлопами или каскадами брызг. И увидеть подобное чудо здесь, на заброшенной улице, куда и блюстители без особой надобности не заглядывали, было таким вопиющим нарушением системы, что Вадим не смог бы пройти мимо, даже если был бы начисто лишен любопытства. Озадаченно оглядевшись, он приблизился к машине, заглянул вовнутрь.
— Слушай, не задерживай, — дернула его за руку Юля. — У меня уже яичники ноют — так хочется. Может, завернем в какой-нибудь дворик, если до тебя слишком долго?
— Ну ты проста, малышка!
— А чего? Еще терять время из-за этой… Ну, хочешь, рассажу ей стекло кирпичом?.. А давай, а? — вдруг загорелась она. — Никого же вокруг нет!
Внимание Вадима привлекли педали, тщательно смоделированные под изящные, крохотные, с высоким подъемом ступни, — много ли таких на весь город? Итак, лягушка все же оказалась
