них? Им небось тоже надобны верные, а не хитрые вроде тебя. И влетишь ты опять!..
— Черт бы тебя побрал, — проворчал Тим, мрачнея, — вместе с твоими пророчествами. Если кто засланный, так это ты. Не замечаешь, Вадичек, насколько ты иной? Может, ты из будущего? Или этот самый… как его… Прогрессор?
— Профессор, — буркнул тот, — кислых щей. Ну, допивай, что ли?
После отбытия гостя Вадим все же наведался к Алисе — во исполнение процедуры, кажется, сделавшейся необходимой не только дикторше. Лишний напряг он так сбрасывал, что ли? Или испытывал себя на стойкость к самым изощренным искушениям?
Устав его ждать, хозяйка смотрела ТВ, раскидавшись по дивану: новые программы, свежие передачки, то-се. Как ни декларировала она презрение к сему занятию, сейчас уставилась в экран, словно завороженная, — даже на появление Вадима едва среагировала.
— Как, — полюбопытствовал он, — наши доблестные блюсты уже спасли братьев-сепаратистов от федеральной заразы? Пора, пора!
— Ты погоди, ладно? — попросила Алиса. — Не люблю прерываться. Если взялась за что…
Действительно, в квартире не звучала всегдашняя музыка и даже свет был приглушен до минимума, чтобы не отвлекал.
— Тебя этому муженек научил, да? — хмыкнул Вадим, благоразумно усаживаясь сбоку от тивишника, вне досягаемости его лучей. — А вот меня настораживают люди, слишком поглощенные просмотром. Уж лучше разбрасываться. И ничего не принимать всерьез — тем более, такие поделки.
— Ну чего ты? — возразила женщина. — Как раз это сработано неплохо. Во всяком случае, струны затрагивает.
— Ага, — кивнул Вадим. Когда я был маленький…
— У тебя тоже была бабушка! — хохотнула Алиса, среагировав на приманку.
— …я тоже любил красиво умирать, играя в войнушку, — невозмутимо продолжил он. — Даже, помнится, сам напевал траурный марш — для полноты картины. Так ведь с тех пор полагалось бы подрасти?
— Сколько я тебя помню, ты насмехаешься надо всем, — заметила женщина. — Должны ж у человека быть святыни!
— Зачем?
— То есть как?
— Ты замечала, что те, кто слишком печется о костях, обычно не жалуют живых? Когда мне начинают заливать про святыни, я заранее жду подвоха — и редко ошибаюсь.
— Ну тебя! — в сердцах сказала женщина. — У тебя на все найдется ответ.
— Значит, я не мудрец, — смиренно признал Вадим. — Или ты не дура.
— Ты дашь мне досмотреть или нет?
— Я что, заслоняю?
— Болтаешь много!
— Надо ж себя чем-то занять?
— Молчанием. Shut up!
— Интересный эффект, — заметил Вадим, искоса все же поглядывая на экран. — К чему эти затемнения по экрану, не знаешь?
— Чтобы выделить главное, не отвлекая зрителя деталями.
— Выходит, даже тут вам не позволяют определиться самостоятельно?
— Режиссер старается быть понятней, что тут плохого? Господи, Вадим, в прошлый раз у тебя были совсем иные претензии!
— А знаешь, что такое «прожекторное мышление»? — спросил он, — Это когда человек, столкнувшись с проблемой, не может охватить ее целиком, а как бы блуждает в потемках мысленным лучом, выхватывая частности и забывая об остальном. Много он так надумает? Я подозреваю, что системность мышления напрямую связана с панорамностью зрения, и если искусственно сужать взгляд, отсекая периферию, то получишь догматика с минимумом оперативной памяти, не способного реагировать на вопиющие противоречия!
Безнадежно вздохнув, женщина выключила приемник, и сразу Вадим ощутил себя мерзавцем. Однако протестовать, он уже знал, было без толку. Только цену ей набивать.
— Между прочим, — сообщила Алиса, выжидательно на него глядя, — сегодня, перед уходом, Максик меня домогался — давно такого не было. — Женщина лицемерно вздохнула: — Бедняжка так выкладывается на службе!
— Ну и? — не удержался Вадим, хотя, в общем, это было за гранью его интересов. Но ведь любопытно!
— А что мне, жалко? Вдобавок и муж, какой-никакой.
— Ну и? — снова спросил он.
— А, очередная проба пера! — махнула рукой женщина. — «Каким он был, таким остался». Продержался, правда, дольше обычного — да только лучше уж обзавестись вибратором!.. Как ты там толковал: «лицом к лицу лица не увидать»? А на некоторые и смотреть не стоит.
— Без души потрудился, да? — усмехнулся Вадим. — Без огонька, без «комсомольского задора»… То ли было на сборах!
— Ну чего, там попадались отличные ребята, — возразила она — И меня очень ценили — прямо ух!..
— Было за что, наверно?
— Я ведь и с Максиком там познакомилась, а уж как он за мной бегал! Раз даже вломился в номер, когда мы заперлись… с одним. Потом чуть не повесился — еле отговорили. А когда наконец уступила (таким занудам проще отдаться), он же ничего не смог. — Алиса хихикнула: — Бедняжка, а ведь так хотел, так хотел!.. С тех пор и пробует себя периодически. А после отводит душу с другими: кто напоет про его эротическое величие, лишь бы не уволил. Может, для того ему и карьера нужна? Чем выше поднимется, тем больше телок покроет, тем пуще о себе возомнит!
— Достал он тебя, — заметил Вадим. — Ладно, Алиска, хватит о грустном. Вообще довольно разговоров. За сегодня я уже столько переговорил!..
Потом он и вправду занимался только обычным делом, размяв каждый ее мускул на всю глубину, но сверх естества не чувствуя ничего. Зато обнаружил на теле дикторши несколько новых колечек, продетых в соски и возле пупка, — жаль, она не демонстрирует это с экрана.
От Алисы Вадим вернулся вымотанным настолько, что лишь наскоро ополоснулся и сразу завалился на диван. Теперь даже в самые холодные ночи он спал под легкой простынкой: не возникало нужды укрываться плотней. При усталости Вадим засыпал сразу, словно выключался, и без веских причин не просыпался раньше положенного. Для восстановления требовалась пара часов хорошего сна, но сегодня он не проспал и четверти, судя по ощущениям. Что-то случилось рядом — опасное.
Вадим распахнул глаза, скачком возвращаясь в бодрствование. В комнате было темно, тихо, как и всегда, однако в памяти трепетал потревоживший его шорох. Не шевелясь, Вадим ждал нового, пытаясь выплеснуть из себя мысле-облако, совершенно опустошенное за длинный день, съежившееся до обычного сознания. Но первым подтвердил угрозу его безотказный нюх: в комнате витал странный, чужой запах — словно бы трупный, но с примесью застарелого пота. С каких это пор мертвецы стали потеть? А потом Вадим и увидел, хотя тепловидение еще не включилось.
Из коридора надвигалась широкая тень, и от нее исходила такая угроза, что хотелось зарыться с головою в постель либо даже выброситься в окно. Натянутый как струна, Вадим сохранял неподвижность до последнего мига, затем сорвал с себя простыню и резко ударил ногой — как выстрелил. С рычанием тень отшатнулась. Мгновенно Вадим подскочил, отчаянно ринулся вперед, но сразу нарвался на оглушающий удар и отпрянул на ватных ногах. Следующий удар швырнул его на диван, и тут же под ребра въехал невидимый сапог. Перекатившись через голову, Вадим ссыпался с дивана и прыгнул к окну, остро ощущая свою наготу.
Не оборачиваясь, он завел руку за спину, рванул штору вниз. Карниз с треском рухнул, и в прорвавшемся бледном свечении Вадим наконец рассмотрел противника: громоздкий верзила в
