в лучшую сторону — кто слегка, кто сильней. Некоторых подминают пришельцы… ну, ты видел таких. А немногим это позволило прорваться в новое качество.
— Скольким? — спросил я в лоб.
— Ну… примерно одному из миллиона.
— И что… — Как ни старался я держать кровь холодной, голос у меня все-таки сел — пришлось кашлянуть. — И что требуется для прорыва, какие качества?
— Зрим в корень, да? — хмыкнула Ника. — А сам-то как думаешь?
— Ты что, экзаменуешь меня?
— Боже упаси!.. Просто любопытно.
— Все же вы люди будущего, хотя отказываетесь, — сказал я. — А для будущего нужно созреть. Вот человечество и созрело — на свою миллионную часть.
— А что мыслишь насчет себя?
— В отличие от вас я лишь подошел к пределу. Но чтобы заступить за него…
Как мог спокойнее я пожал плечами: ну не дано! Что толку биться о стену? Дозволят глянуть одним глазком — и на том спасибо.
— По крайней мере ты избавился от зависти, страха, — утешила девушка. — Это немало.
— Будто бы! — хмыкнул я. — И завидую, и пугаюсь. Всего и достоинств, что стараюсь не терять лица.
— То есть не пакостишь тем, кому завидуешь?
— Ну, примерно. Конечно, это не в русле наших традиций…
— И не подчиняешься тем, кого боишься?
— Тебе вправду нужен ответ?
Ника рассмеялась, откинув голову, и лихо свернула, вписавшись в поворот с филигранной точностью.
— В самом деле, — сказала она. — Кто же сознается в обратном!.. Видишь ли, — прибавила, вдруг посерьезнев, — по нашей классификации ты попадаешь в Одиночки. Из них и проклевываются незауряды… хотя не всегда.
Судя по ее интонации, далеко не всегда. На один процент, может, и тянет. Хотя… много ли я знаю таких же бирюков?
— А подробней?
— Понимаешь, чтобы дружить, надо сперва обособиться. Лишь одиночки — независимые, самодостаточные, не желающие никого подминать — могут сплотиться в новую общность. Не в стаю, не в толпу, где всех стремятся расставить по ранжиру и повязать подчиненностью.
— Если они самодостаточны, зачем сплачиваться?
— Чтобы дружить, — повторила Ника. — Без корысти и оглядки. И так же — любить.
— Дружба как самоцель, — пробормотал я. — Занятно. Вот про любовь не будем. Какая любовь, о чем вы? При чем тут я!..
— Между прочим, и озарения чаще приходят к отшельникам, — добавила девушка. — Думаешь, спроста?
— Что, вы уже и тут набрали статистику?
Улыбнувшись, она свернула опять.
— Эй, а куда ты везешь? — заволновался я. — В свое логово, к братикам? Ведь я им на один кус!..
— Не дрейфь — они уже пообедали, — фыркнула Ника. — А с нами тебе давно следовало сойтись. И что ты слонялся вокруг так долго?
— Можно подумать, вы принимаете всех!
— Ну зачем же — всех…
Открыв окно, она подставила лицо ветру, зажмурилась — больше от удовольствия. А мне сразу сделалось зябко, будто я ощущал нацеленные на нее взгляды. Можно было вообразить: девушка провоцирует. Вот уж что ей чуждо! Собственно, и не требовалось. Вся она — провокация для слабых умов. Да от вида любого ее пальчика можно свихнуться, а на заурядов она действует, как красное знамя на быка. Впрочем, эти почти на все реагируют по-звериному.
К счастью, мы уже подкатывали к дому, где Ника обитала, и через несколько секунд гаражные ворота укрыли ее от опасностей этого мира. Ну, и я очутился внутри здания, за которым подглядывал столько времени, — а вместе со мной в гараж допустили «болид». Проникновение состоялось наконец.
— Пошли, что ли? — сказала Ника, распахивая дверцу. Следом за ней я взбежал по крутой лесенке, пересек нарядный коридор, вступил в широкую дверь.
— Стелла, Родион, — обронила девушка, минуя огромную приемную.
Брюнетка с роскошными, искусно подчеркнутыми формами и нежным румянцем на молочной коже окатила меня цепенящим взглядом, затем ослепительно улыбнулась. Она восседала за конторским столом, подле модернового пульта, но вовсе не походила на секретаршу — скорее на гурию. Из тех, что никогда не стареют и не теряют чистоты, сколько их ни кувыркай.
— После налюбуешься, — Ника потянула меня за локоть. — Она тут каждый день прохлаждается. А лучше созерцать Стеллу купающейся — вот тогда у многих едет крыша.
— С чего бы, а? — удивился я.
Кстати, о гуриях — как и Стелла, Ника прямо лучилась свежестью, хотя была смуглой, будто папуаска. Но странность заключалась в ином: от самого гаража девушка шлепала босиком, ухитряясь при этом сохранять младенчески розовые подошвы. И как это понимать?
Вдвоем мы вступили в следующую комнату, просторную точно зал, но больше похожую на кабинет. И здесь я увидел обоих парней, восседающих по бокам овального столика, заставленного экзотическими фруктами.
— Влад, Стас, — так же небрежно представила Ника, указывая рукой. — А это Родион… Уф, всех перезнакомила! — И она уселась на столик, выхватив из горки плодов налитой персик.
Стас был верзилой пудов на восемь-девять, способным без всяких фокусов потягаться с лучшими силачами. Но я-то помнил, как скакал он по крышам да заборам и что вытворял по ходу гонки, — не приведи бог!.. Влад гляделся компактней, хотя редкая сбалансированность сложения вполне компенсировала разницу в массе. Он казался невозмутимым, основательным, а представить его прыгающим с карниза на карниз было сложно — но это как раз не значило ничего. И оба парня из любой толпы выделились бы осанкой. Вот кому страхи не сутулили спину, а груз проблем не клонил голову. То есть дел у них наверняка полно, зато и сил в избытке.
Но если тут меня посчитают лишним, я пикнуть не успею. Даже субтильная девонька Ника вполне способна вскинуть меня, эдакого слона, над головой и швырнуть через всю комнату — а для ребят я и вовсе щенок. Что же, «пусть заклюют меня эти царственные птицы»!
Парни глядели на меня пристально, оценивающе, но без неприязни. Хотя это тоже значило мало. Они и убивают, верно, по необходимости, а злобы не испытывают даже к врагам. Потом Влад кивнул сразу на свободное кресло и на фрукты, приглашая не стесняться, и обратил взор на девушку, видно, успев составить мнение о нежданном госте. Удовлетворил его осмотр или нет, оставалось гадать, — во всяком случае, никто не выгонял.
— У меня две новости: одна плохая, вторая еще хуже, — бодро объявила Ника, смакуя персик. — С какой начнем?
— С хорошей, — пожелал Стас. — Знаешь, что делают с черным вестником?
— Головки лишают, — с живостью ответила девушка. — Отсюда и пошло обрезание, да?
— Фи! — сказал Влад. — Что подумает о тебе гость?
После чего они продолжили беседу, перебрасываясь фразами с такой вольностью, будто в комнате не было посторонних. Я не обольщался насчет их простодушия, не раз убедившись в обратном, — значит, они знали достаточно, чтобы доверять мне. А если бы я набрался наглости и высказался по темам, в которых мало смыслил, хозяева и меня выслушали бы внимательно. Но затем с полным сочувствием разъяснили бы, какой я болван.
От нечего делать я принялся разглядывать интерьер. Почти всё тут оказалось знакомым, хотя
