— У меня обязательства, увы… А может, и не увы, — прибавил он после паузы. — Может — слава богу. Грех жаловаться, прямо скажем!
— Рад за вас.
— Да? Вот тут тоже не ясно.
С водными процедурами барон управился быстро, а через десять минут уже сидел против меня, обернув чресла полотенцем, — посвежевший, взбодрившийся, — и с удовольствием угощался фруктами. Тело у него, как и ожидалось, было отменной тренированности, вдобавок ухоженное, словно у светской дамы.
— Гарри, не желаете объясниться? — спросил я без обиняков. — С чего вы пялились на меня в том зверинце?
— Видите ли, Родион, — улыбаясь, сказал барон. — Мне говорили о вас, как о местном кладезе знаний.
— Кто говорил?
— Конечно, и Кедров… то есть Арсений.
— А еще?
— Клер, — ответил он честно. — Когда-то мы были дружны.
— А-а, припоминаю. Что-то она рассказывала про вас. Только фамилия фигурировала…
— Хованцев, — подсказал Гарри. — Фон Ховен — мой монархический псевдоним. Или партийная кличка.
— Или агентурная?
— Ну, или так, — ухмыльнулся он.
— И что же вас интересует?
— Всё, — не стал скромничать барон. — Что творится тут, Род? Я хочу понять.
— Вторжение, — ответил я столь же коротко. — А то вы не знали!
— И у вас есть подтверждения? Я имею в виду конкретные.
— Уж куда конкретней, — сказал я, оживляя экран на дальней стены. — По-вашему, я собираюсь делать из этого тайну? Главная сложность, что никто слушать не хочет.
Наконец-то я нашел, перед кем можно похвалиться своей коллекцией. Фауна Преисподней — как вам такое?
— Вы будите во мне нехорошее чувство, — признался Гарри, когда просмотр закончился. — Именуется завистью. Более свойственна пролетариату. Оттого он и шурует впереди, экспроприируя всех подряд.
— В вас говорит классовая неприязнь?
— Да я сам на четверть оттуда — вот и лезут родимые пятна. Я же завзятый коллекционер. Но из моих собраний не выжило ни одно. То есть сохранились некие ошметки… Слишком бурную веду жизнь.
— Спокойствия захотелось? Или оседлого образа?
— Да уж наслонялся по миру!.. А почему вы держите зверушек в темноте?
— Они до смерти боятся света, — пояснил я. — То есть буквально: гибнут с восходом, если не успеют отступить или укрыться поглубже. Словно бы сами — порождения Тьмы.
— Может, им не по нраву лишь здешний спектр? — предположил Гарри. — Скажем, привыкли к иному солнцу.
— По-вашему, я не думал об этом? Первая версия!.. Непохожи они на обычных тварей, заброшенных с иной планеты через пространственный пробой. Вряд ли поверите, но я ощущаю их Силу — именно так, с большой буквы. Есть у меня на это чутье… точнее у Зверя, что живет во мне.
Вот, опять! — покривился я. Съехал на привычную колею. У каждого своя мания, да? Все мы помалу делаемся маньяками — влияние среды, ничего не попишешь… Любопытно, а какой бзик у барона? Или он побыл тут недостаточно, чтобы обзавестись? Или сюда слетаются как раз чокнутые?
— А не пора ли заняться вашим гостем? — вспомнил барон.
— До него еще дойдет дело — после захода. А пока переберемся в кабинет. Уж там нам не помешают.
По пути я захватил из кухни поднос с угощением, приготовленный Инессой, а перед дверью пустил вперед Хана, разлюбившего оставлять меня одного. Впрочем, Пирата он приволок с собой, чтобы не оставлять без призора. Может, среди предков Хана были и пастушьи собаки?
Мы расположились по разные стороны стола — не перед самым окном, пока еще распахнутым настежь, но недалеко от него. Выходило оно на море, так что мы не особенно рисковали, решив полюбоваться на разгулявшиеся к вечеру волны.
— И вина у вас отменные, — оценил Гарри, приложившись к бокалу. — Вообще устроились недурно — даже хочется подражать.
— В чем же дело?
— Возможно, вы уже навели обо мне справки…
Замолчав, барон вопросительно уставился на меня. Нехотя я кивнул.
— Тогда, верно, знаете, чем я занимался в прежние годы?
Пришлось кивнуть вторично.
— Избыток активности, знаете ли, — надо было его куда-то девать, — пояснил гость, точно оправдываясь. — Это сейчас я остепенился.
— Н-да? — с сомнением спросил я.
Негромко хохотнув, Гарри продолжил:
— Когда я входил в жизнь, впереди открывалось не так много путей. Особенно для живчиков вроде меня.
— И вас тоже повлекло в разведчики, — проворчал я. — Уж лучше бы в космонавты.
— Для космоса я слишком практичен, — ухмыльнулся он. — Годами дожидаться единственного полета? Покорнейше благодарю!
— А что вы искали среди «бесов»: романтику?
— Знаете, там ведь хватает занятных дел. И карьерные игры поначалу увлекают.
— Пока не начинаются состязания лизунов?
— Это самый простой способ выдвинуться наверх, — подтвердил барон. — Хотя не единственный.
— Назовите другие.
— Можно сделаться полезным для начальства.
— Надолго ли? А потом окажется, что узнал слишком много.
— А можно стать опасным для него, — продолжил Гарри, — На самом деле опасным и трудно уязвимым.
— Как Богомол, например?
— Вот как! — живо отреагировал гость. — Значит, вы уже пересеклись с ним?
— Не далее чем вчера. И с ним у меня — полная ясность.
Прихлебнув из бокала, он зажмурился, наслаждаясь вкусом. Уж радоваться жизни барон умел — завидное качество.
— Хочу поведать давнюю историю, — неожиданно объявил он. — Раньше она показалась бы невероятной, но при нынешнем разгуле…
— Что-нибудь романтическое? Где фигурирует графский замок и лилия на плече…
— В этом духе, — подтвердил Гарри, хмыкая. — Этакая сцена в трактире. Жаль, в бокалах не шамбертен. Впрочем, и не хуже — на мой вкус.
— Я слушаю.
— Случилось это в здешних местах, лет эдак четырнадцать назад. Не слышали о «пещерном шакале»? Тогда он нагнал на приморцев немало страху!
— Зато сейчас его бы не заметили, — пробурчал я. — Ну, помню: урод охотился за подростками — не столько насиловал, сколько потрошил. Не дает покоя чужая слава!
— В те годы я специализировался по таким делам, и потому меня командировали сюда, в помощь провинциальным пинкертонам. Те, понятно, больше раздували щеки, хотя потом вся слава досталась им. Но
