из-за спин Петруни и Савелия Софроньевича.
— Давайте-ка на свет Божий, сюда ко мне, — пригласил его Анисим Иванович, — выдайте-ка нам справку о культуре: что она такое есть и с чем ее положено есть? Не стесняйтесь, здесь все свои! Только предупреждаю: без латыни!
Профессор с видимой неохотцей выпростал свое тело из массы сенатовцев и, как на эшафот, побрел на зов Анисима Ивановича.
— Здесь, так сказать… — бормотал он на ходу, — главным образом…
— А вы без «так сказать», — обрезал Анисим Иванович, — по существу.
Профессор остановился посредине центрального прохода и забубнил:
— Культура — это, так сказать, социально-прогрессивная творческая деятельность человечества во всех сферах бытия и сознания, являющаяся диалектическим единством процессов…
— Ну, началось! — сморщился Анисим Иванович. — Попроще! Чтоб всем было понятно.
— Создания ценностей, норм, знаковых систем, — Капитон Модестович загнул один палец, потом присовокупил второй. — Освоение культурного наследия…
— Еще проще! — строго попросил Анисим Иванович. — Здесь женщины и дети!
— Специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, представленный в продуктах материального и духовного труда… — растерянно промямлил профессор и вопросительно взглянул на Анисима Ивановича.
— Уже лучше, — успокоительно помахал тот ладошкой, — ну, еще чуток напрягитесь!
— В понятии культуры фиксируется общее отличие человеческой жизнедеятельности от биологических форм жизни, — профессор, заметив, что губы Анисима Ивановича тронула одобрительная улыбка, заговорил бойчее и увереннее: — Действительно, в биологических формах жизни мы можем встретить и производственные отношения, и эксплуатацию одних особей другими, например у муравьев, и наличие определенных политических взаимоотношений, например соблюдение границ занятых территорий, и военные конфликты, и определенную социальную политику — защита потомства, например. Но высшего проявления жизнедеятельности, то есть творческого дара, биологические формы жизни лишены. Итак, культура — главное, что отличает человека от прочего тварного мира, и, понимая это, человечество на протяжении тысячелетий бережно сохраняло и развивало плоды творческого делания лучших своих представителей.
— Замечательно! — Анисим Иванович театрально воздел руки кверху. — Вы превзошли самого себя! Каково? Высшее проявление творческого дара! Я бы добавил: уподобление твари Творцу! Молодцом! Устами профессоров глаголет истина! Вам понятно, Васса Парамоновна? Но только какому такому творцу уподобляются ваши смехотроны? И вы, кстати, вместе с ними? Козлобородому и рогатому? И это ваше высшее проявление?
— Вы мне омерзительны! — Васса Парамоновна вскочила с места. — Издеваетесь над женщиной, несете вздор! Да я таких, как вы, на педсовете… — тут слова у нее иссякли, она затряслась и в доказательство того, как она поступала с «такими» на педсоветах, молниеносно проткнула воздух костлявым желтым пальцем, затем плюнула себе на подол и побежала прочь из Сената.
— И вправду, зачем ты так, Анечка? — сквозь слезы воскликнула Аделаида Тихомировна. — Ты же добрый, умненький!
— Попрошу не называть меня так! — вскипел Анисим Иванович. — Я вам не Анечка! А с глупостью и идиотизмом боролся и бороться буду! И с предательством! Тут уж как хотите. А то прокакали Россию своим сюсюканьем. И те, видишь ли, хороши, и этих не тронь! А они нас топчут и имеют, как хотят. Нет уж!
— Что-то ты разошелся, Анисим, — поддержал Аделаиду Тихомировну Мокий Аксенович, — лучше уж посмеяться — смех оздоравливает.
— Что вы говорите? — вскинулся в сторону дантиста Анисим Иванович. — А интересно, когда вы смеялись над дырявыми зубами ваших пациентов, этот смех вас оздоравливал? Это так происходило? Вы: «Здравствуйте, я Мокий Аксенович». Вам: «Приятно познакомиться: Кариес». — «Взаимно. А вы что ж молчите?» — «Я? Извольте: Пародонтоз». — «Очень приятно: Мокий Аксенович». И тут вы, желая продолжить знакомство, погружаете в это самое дупло руки по локоть, потом засовываете туда же голову, потом туловище, и вот лишь ваши сиротливые ножки болтаются снаружи. Тут вмешивается медсестра и не дает совершиться непоправимому: выдергивает вас на свет Божий, а вместе с вами и столь вам любезный кариесный зуб. О, сколь доверчивы и безпечны наши отечественные стоматологи! Будьте бдительны: враг не дремлет!
— А за это можно и в зубы, — ощерился Мокий Аксенович, — я тебе не старая училка!
— А вы рискните, — Анисим Иванович вскочил и принял боксерскую стойку, — еще кто кому!
