спросить? Вот, дескать, книги кругом, и фамилия у хозяина Книгочеев? Желаешь знать, почему так вышло?
— Расскажите, — согласился Борис Глебович.
— Так вот. Прадеды мои, из мелких обедневших дворян, сыздавна обитали в здешних местах. Прозывались они Гниловы-Пузовы. Обычай тут такой был у дворянчиков — брать двойную фамилию. Вот, к примеру, скажем, ваши Ванины-Петрушкины, — Книгочеев многозначительно взглянул на Бориса Глебовича. — А были еще Тарасовы-Оглоблины, Сидоровы-Безрукие и так далее. Мой-то дед после революции испугался и решил взять фамилию попроще: переписался одним словом — в Гнилопузова: какой, дескать, с этакого сивого мерина Гнилопузова спрос? И впрямь избежал он таким образом карающего меча пролетариата. Сын его, отец мой, значит, вырос, окончил все, какие есть, рабфаки и далее пошел по линии образования. Профессором стал, но прежде чем стать, также переписал свою фамилию. И впрямь — что это за профессор с фамилией Гнилопузов? Какого можно ждать уважения от учеников? Ему пошли навстречу и утвердили его выбор: стал он по паспорту Книгочеевым. И я, стало быть, тоже с младых лет так прозываюсь. А что книгами заведую, так это совпадение чистое. Мог бы фермой, например. А может быть, и не совпадение — Бог весть!
— А откуда столько книг? — Борис Глебович обвел взглядом комнату. — Деревенька-то у вас небольшая, заброшенная, а тут, я гляжу, и старинные книги, и новые.
— Так уж, верно, Бог положил, — Антон Свиридович вздохнул и, как первоклассник, сложил перед собой руки: — что-то от библиотеки здешней осталось: закрыли ее, книги бросили. Если бы промедлить, народ бы по печкам своим растащил. Народ-то ведь что? Он книги любит, но ему напоминать надо о том. Если кто-то бережет книгу, как сокровище, то народ это всегда оценит и уважение к книге проявит. А если в ненужную кучу книги свалить, то какое же это сокровище? Так — растопка для печи. Из музея нашего пришлось кое-что спасать. Старинные фолианты — а тоже ведь смерти быть преданными подлежали. Не все, конечно, но целую тракторную тележку вывез. А какое богатство! Да, люди кое-что приносят, даже из других деревень, чтобы, значит, не только им, но и другим польза выходила. Каково? Вот ведь каков наш человек! Глыба! Из епархии присылают, прониклись к нам там симпатией. Низкий им поклон за то! А кое-что и сам прикупаю, пенсия, чай, есть, слава Богу. Вот так жизнь наша и протекает. Да, Анисиму Ивановичу поклон передай. Так и скажи: кланяется, мол, Антон Свиридович и нижайше просит прощения, что замедлил с визитом, приглашение к коему с благодарностью принял в известное время, обещался, но не исполнил. Всенепременно буду в самые ближайшие деньки. Так все и передай. Запомнил?
— В общих чертах, — Борис Глебович попробовал повторить про себя, но сбился. — Смысл понятен, так что передам.
— Вот и ладненько! — Книгочеев протянул ему руку. — Не смею более задерживать. А батюшку — уж как хочешь, но изволь посетить. Потому как главное — не здесь и не сейчас, а там, где тля не тлит и воры не подкапывают и не крадут. Уразумел?
— В общих чертах, — повторил Борис Глебович, чувствуя себя полным идиотом.
— Я уж понял, что ты человек разумный, — широко улыбнулся Книгочеев, — даже если полезного навыка не имеешь, то всенепременно переломить себя силы найдешь. До встречи!
Шагая в сторону Сената, Борис Глебович не утерпел — раскрыл книгу Антона Свиридовича и прямо на ходу взялся читать: