Говоря это, старичок все время смотрел в одно и то же место, на надгробную часовню с шатровой крышей, стоящую неподалеку от них. Алексей проследил его взгляд и удивленно возразил:
— Да где же здесь жить-то? Видано ли дело — на могиле средь мертвяков ночевать. А вдруг схватят за одно место?
— Поверьте, это не худшее место, многие бы почли за счастье. А покойники, они далече от здешних мест. Да вы не сомневайтесь, мил человек, время придет, все узнаете и о том мире, и об этом, где был Он, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал, а пока прощевайте. Оставайтесь с Богом.
Старичок поклонился и вышел за ворота. Алексей сразу за ним, но тот уже успел безследно раствориться, будто и не было его никогда.
* * *
Через несколько дней Алексей навестил Витьку Хребта в больнице. С тем произошли просто невероятные перемены, начиная с того утра, как в темном сыром подвале он впервые в жизни приобщился Святых Тайн. Во-первых, уже вечером он оказался на больничной койке, благодаря, конечно, усилиям священника. Но это еще не гарантировало выздоровления — не первый раз Витька лечился, но все равно постепенно доходил и дошел почти. Улучшение, причем резкое и необъяснимое, началось уже на следующий день. Появились силы, хороший аппетит и, возможно самое главное, надежда — чего совсем не было раньше.
— Вот видишь, — обвел руками Витька свое хозяйство, вмещающее кровать и тумбочку, — как я тут живу. Лафа!
На тумбочке и впрямь лежало изрядное количество продуктов, причем довольно дорогих.
— Наши принесли, — смущенно пояснил Витька, — Санька Ерш, ну и другие, даже Петр Петрович приходил.
— Что ты говоришь? — улыбнулся Алексей и раскрыл принесенный пакет. — Вот и я кое-что принес, получай!
Он выгрузил связку бананов, апельсин и круг копченой колбасы.
— Да лишнее это, мне и не съесть, — пытался отказаться Витька.
Но Алексей не принял возражений. Он внимательно осмотрел друга и нашел, что тот немного округлился, если можно так говорить применительно к Витке Хребту, и как бы даже разогнулся, выпрямился, а лицо у него, так просто светилось необъяснимым внутренним светом. Дела! Просто сказка какая-то!
— Ну, как у тебя дома? — поинтересовался Витька.
— Да никак, — вздохнул Алексей, — выставили меня наследники хозяйки, говорят, сами будем жить. Так что я по местам боевой славы перебиваюсь. Ты прости, не хотел говорить...
— Да, — вздохнул и Витька, — держись, братуха, прорвемся. Скоро я выйду, вместе что-нибудь сообразим!
— Буду ждать, — пообещал Алексей на прощание.
Но сложилось иначе. Стараниями того же священника, Витьку включили в какую-то социальную программу, и он укатил долечиваться чуть ли не заграницу, да так спешно, что едва успел проститься. Напоследок крепко обнял Алексея и сказал:
— Прощевай, братуха, не знаю, свидимся ли? Спасибо тебе за все. Видишь, повезло мне, словно билет в “спортлото” угадал. Теперь я по полному праву Виктор Иванович Полежаев! И тебе дай Бог всего-всего...
Не выдержав, всплакнул. И Алексей смахнул слезу:
— Чего там не увидимся? Увидимся! Еще как увидимся! Помогай тебе Бог! — говорил, а сам почему-то и не верил, что встретятся. Предчувствие было такое. Вот так.
* * *
После ночных подвалов его всегда тянуло на кладбище, побродить рядом с храмом, зайти ненадолго внутрь, особенно если нет службы, помолчать и послушать, как гудит под куполом вечность, — вся — уместившаяся чудесным образом в невеликий объем барабана. Он преодолел в себе что-то, некий глубокий овраг, но стать как все, посещающие это чудное место, еще не научился — главным образом, препятствовал
