палящего зноя. А лица то и дело касались покрытые розовыми бутонами цветков остролистные веточки черничных кустов, обильно росшие здесь повсюду. Грудь его вздымалась, он был жив, а душа его витала, неведомо где. Может быть, там, у самого солнечного диска, где и вправду можно было рассмотреть некое дрожание воздуха, будто бы, движение каких-то полупрозрачных теней…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1. У отца Илария
Горели лес и болото. Пламя поднималось выше деревьев. Он бежал сквозь этот огненный ад и кричал, сам не понимая что. Иногда он вырывался из горящего леса на поле, но и там земля была раскалена. Под тонким слоем серой пыли скрывалась вязкая огнедышащая лава, в которую тут же начинали проваливаться его босые ноги: по щиколотку, потом все глубже и глубже… Тело пылало чудовищным жаром, каждой своей клеткой вопия от нестерпимой боли, от муки, превышающей всякое разумение…
Его преследовали какие-то ужасные хищные птицы, неистово что-то горланящие. Их невообразимое клокотание как будто складывалось в человеческие слова: “Наше время, наше время… Наш, наш, наш!..” Мерзкие твари обрушивались сверху, впивались стальными клювами в его плоть и вырывали целые куски. “Наш, наш…” — почему-то его очень пугали эти странные птичьи слова. Веяло от них каким-то замогильным мраком и жутью…
Временами мучения обрывались, и словно моросил дождик. Как хорошо было в эти мгновения! Успокоительно журчала вода. Или нет, это чей-то голос струился, как тихий прозрачный ручеек, исцеляя раны прохладными струйками слов: “Скорый в заступлении Един сый Христе, — слышалось ему, и неземной покой упоительно наполнял члены, — скорое свыше покажи посещение страждущему рабу Твоему Сергию… — “Это мне, это обо мне, — догадывался он, — как хорошо”, — …и избави от недуг и горьких болезней, и воздвигни во еже пети Тя и славити непрестанно, молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче…”
Когда он открывал глаза, видел подле себя силуэт человека, мерцающий в отдалении огонек, ощущал смутно знакомый запах ладана… Потом опять проваливался в небытие, чтобы очнуться в лесу или еще невесть где. Больших пожаров он уже не видел, они отдалились и лишь пугали зловещими багровыми всполохами. Но птицы все носились над ним, и все кричали свое: “Наш, наш…” Однажды перед глазами промелькнула цыганка Папесса. Она сидела на волокушах, в которые запряжен был старый ром. Ужасно распухшая и почерневшая лицом гадалка, изрыгая несусветную брань, немилосердно погоняла цыгана плетью, заставляя его скакать ходчее. Так и промчались они мимо, спеша невесть куда…
Вереница мелькающих образов в один момент вдруг завершилась. Сергей открыл глаза и теперь уже отчетливо увидел сидящего рядом с собой на постели молодого русоволосого человека с небольшой светлой бородкой. Тот читал что-то из положенной на колени книги, но, ощутив на себе взгляд, поднял глаза, оказавшиеся голубыми и какими-то беспомощно добрыми.
— Где я? — спросил Сергей и не узнал своего голоса: сквозь распухшие пересохшие губы прорвался лишь один только хрип.
— У нас, — ответил русобородый незнакомец и тут же поправился: — У отца Илария. В скиту. Мы вас нашли в роще, за ручьем. Вы ведь Сергий? — уловив в его глазах безмолвный вопрос, незнакомец пояснил:
— Вы сами назвались в полубреду. Я спросил, а вы назвались. Не помните?
Сергей, ощущая непреодолимую слабость, так что и рот открывать едва хватало сил, отрицательно помотал головой.
— Креста на вас не было. Вы крещенный, православный? — обеспокоенно спросил незнакомец и на утвердительный кивок Сергея широко улыбнулся. — Слава Богу, мы ведь молились за вас, маслицем святым мазали. У вас горячка сильная была. Двое суток без сознания пролежали. Думали, что не выживете, но избавил от этого Господь, не дал отойти без покаяния. А отец Иларий, как помолился, так сразу сказал, что выживет, мол, ничего не случится. У него так часто — помолится и скажет. И так все и получается! Да, а я Андрей, Андреем меня зовут…
— Пить, — прервав его, попросил Сергей.
— Да, да, сейчас! — захлопотал Андрей.
Он принес в кружке холодной воды, и Сергей, сделав несколько только глотков, сразу провалился в сон…
