он мог привезти боевые. Немалую сумму, как раз к рождению ребенка. А что там с фермером — он не всемогущий и не может всем помочь.
Впереди наметилась степная дорога. Она утомляла. Заносы, расчистка лопатами пути изводили. Милиционеры ехали на дело, а силы растрачивали уже в пути. Дважды автобус цепляли к фуре, которая вытягивала его на гору. Только после Ростова состояние дорожного полотна улучшилось: снег растаял, асфальт подсох.
Добравшись до Владикавказа, ушли в предгорья, где в чеченском поселке находилось место их постоянной дислокации. Но до поселка проехали еще несколько станиц, в одной из которых при виде тарелки спутниковой антенны на крыше Тимохин воскликнул:
— Надо же! А говорят, Чечня — каменный век! Да отсюда позвонить можно в любую точку света…
Еще через десять километров пути вдоль рощ и садов показался поселок.
— Вот и наше лежбище… — побежало по радам.
Служба в Чечне оказалась не очень хлопотной. Если кто
кого побил, то в милицию не обращался, как в глубинке России. Эти вопросы решались по местным обычаям.
Если и приходили, то с другим. Присылали мальчишку лет восьми-девяти. Он:
— Дядь, выйди! Поговорить надо!
Выйдут из здания, мальчик расскажет.
Сотрудники пойдут с мальчиком и все уладят. Даже если и случались кражи, то в основном все решалось на словах. Но ничего не документировали, протоколы не писали, чтобы не попали фамилии и должности сотрудников в ненужные руки.
Это делало службу следователей вовсе не обременительной. Конечно, они рисковали при проведении зачисток, при патрулировании, когда шли в одном ряду с обычными милиционерами, но привычных выездов на места происшествий, допросов, опознаний не проводилось. Поэтому начальник следственного отделения старший лейтенант Тимохин мог посчитать, что попал на курорт.
— И чего я еще гоношился? — вспоминал он свой разговор с Седовым. — В следующий раз разнарядка придет — сам поеду.
Уже отгремели две чеченские войны, дважды брали Грозный. Третьего штурма не предвиделось. Предгорья Чечни погрузились в столетнюю, обманчивую тишину. Иногда Тимохин вспоминал фермера, которому обещал поймать преступников.
«Вытянут ли без меня дело? Отловят ли Коротыша? Гнутого? Не будет ли давить Маршал?» — спрашивал он себя.
Почему-то именно фермер не давал покоя. Может, потому, что обманули сельского жителя, его сородича, ведь тоже вырос в деревенской глуши, где восхищался цветением черемухи весной, летом — окунями с ладонь в пруду, осенью — яблоками с кулак в саду, зимой — как виноградными, гроздьями боярышника.
Подумывал: а не связаться ли с городом и не разузнать ли состояние дела? Но как? Если позвонить, то неоткуда. Междугородней связи в их временном отделе нет. А если писать, то на это уйдут недели.
И спрашивал: верно ли выбрал профессию, пошел в милицейский институт, а не на агрономический в сельхоз или на худой конец — в лесотехнический. Тогда бы сейчас вместо гор с зарослями рощ и языками ледников на горизонте его окружала бы пахота, и он не маялся бы от безделья.
Еще не закончилась вторая неделя, как Тимохин оказался в Чечне, его вызвали в Моздок. Надо было прибыть на совещании и к тому же забрать гуманитарный груз.
Они выехали ни свет ни заря — «УАЗ» бежал вдоль редких посадок и фруктовых садов. В ногах Тимохина дребезжал автомат. Водитель — сухопарый сержант Чепраков — рассказывал:
— Да слышал я вашу историю… Как вас вышибли из села в город…
— Ты знаешь, — отвечал Тимохин, — в милиции иначе нельзя… Здесь свои законы… И если все что-то делают, делай и ты… А я вот со своим… Кому это понравится… И эта пьянка… Вечером по одному под ручки выводят…
— А вас не выводили?
— Мои родители не пили… И я вырос с отвращением к спиртному…
— Ну, это вы зря.
— Смотри, та самая тарелка! — заметил спутниковую антенну.
— Переговорный пункт… Плати и звони…
— А я обратил на нее внимание, когда сюда ехал.
— Может, позвоним?
— На совещание не опаздываем? — посмотрел на часы.
— Уже впритык… А еще пилить и пилить…
— Ладно, на обратном пути… У меня жена вот-вот…
— Родит?
До Моздока добрались без приключений, если не считать того, что дважды глох двигатель. Но водитель быстро приводил его в чувство. Привычная для изношенных милицейских машин история.
Тимохин не удивился тому, что совещание прошло для галочки. Получив пустые указания, они собрались в обратный путь. Встали впереди «КамАЗа», кузов которого ломился от мешков с мукой, сахаром, коробок с тушенкой, сгущенкой, ящиков с водкой и прочей всякой всячиной, и тронулись.
Дорога назад показалась трудной. «КамАЗ» ревел, взбираясь на горку. Гудел, спускаясь вниз. «УАЗ» почему-то ловил все камни подряд, которые еще недавно объезжал.
— Ты что? — Тимохин посмотрел на водителя. — Гуманитарку опробовал?
— Ачто… Мягкая…
— Мы же улетим в обрыв…
— Э, командир! Я такого не допущу… Когда милиционер выпивши, он рулит лучше…
Тимохин хотел приказать остановиться, но подменить водителя было некем. Он сам не водил. К тому же в грузовике шофер оказался тоже подшофе.
Возвращаться назад? Но где брать замену? Начнут разбираться и обвинят его, что недосмотрел. Ждать, пока протрезвеют? Но. крутом горы. Появятся чеченцы, и тогда они окажутся легкой добычей. У них не было даже рации, чтобы запросить подмогу.
Что делать?
Что?
— Командир! Не нервничай, — беспечно крутил баранку водитель.
Машина еще чаще наскакивала на колдобины.
Тимохин сжал автомат на коленях и, всматриваясь в дорожную дугу, не мог принять никакого решения.
В сумерках показалась россыпь огней, очертились дома станицы.
Тимохин увидел, как забелел круг на крыше.
«Хотел позвонить, — вспомнил утренний разговор, когда ехали в Моздок. — Нет, лучше не буду».
Но тут прорезался голос водителя:
— Командир! Ты хотел п-звонить…
Не успел ответить: «Да помолчал бы!» — как водитель:
— Иди звони! Тебе… минут… А то прижало…
— Алкоголик чертов!
Автомобиль остановился.
Его обогнал с ревом «КамАЗ» и скрылся в полутьме.
Тимохин решал: «Звонить — не звонить? Ну, свинья, теперь подожди меня».
Выбрался из кабины и направился к воротам.
— Хозяин! — ударил кулаком.
