появились зрители, она точно не собиралась глотать ни крошки.
– Съешь омлетика, солнце мое, – упрашивала Клода.
– Зачем?
– Потому что это тебе полезно.
– Почему?
– Потому что в яйцах много белка.
– Зачем?
Помимо отказа от нормальной еды, Молли последнее время с упоением играла в почемучку. Сегодня она успела сказать «почему?» двадцать девять раз подряд.
– Какие у тебя роскошные волосы! – восхитилась Эшлин, погладив густые медово-золотистые пряди подруги.
– Спасибо. Сегодня специально ходила их укладывать.
Затем Эшлин вспомнила о свежеоклеенной гостиной и побежала взглянуть.
– Великолепно! – с жаром похвалила она, вернувшись в кухню. – Комната выглядит совершенно по- другому. У тебя прекрасное чувство цвета.
– Да, наверное.
Сама Клода успела остыть. Новые обои так занимали ее, но стоило их поклеить, как всякое удовольствие пропало.
Потом вдруг все задрали головы к потолку, потому что сверху понеслись душераздирающие вопли. Крейгу мыли голову.
– Действительно орет, как будто его жарят живьем, – хихикнула Эшлин. – Бедный зайка.
Пронзительный вой затих, сменившись тихим нытьем. То насильно кормили Молли.
– Обязательно надо обедать как следует, если ты хочешь вырасти и стать большой, сильной девочкой.
Клода снова поднесла ко рту дочки ложку.
– Почему?
– Потому что надо.
– Почему?
– Потому.
– Почему?
– Потому, мать твою, что просто ПОТОМУ. – Клода швырнула ложку, и желтые крошки разлетелись по всему столу. – Без толку, только время терять. Пойду одеваться.
Когда она вышла из комнаты, Тед, округлив глаза, изумленно взглянул на Эшлин.
– Нельзя, чтобы дети видели твою слабость, – авторитетно заметил он.
В дверях снова возникла голова Клоды.
– Раньше я тоже так думала. Погодите, пока у вас появятся свои дети. Тогда увидите, что правил масса, но ни одно из них не действует.
Критиковать Клоду Тед совершенно не хотел.
Он просто думал, что его тактика разумной строгости в воспитании детей поможет ей. Ему стало ужасно неловко и неприятно. Особенно когда Молли ткнула в него ложкой и злобно прошипела:
– Мамочка тебя ненавидит.
Клода затопала вверх по лестнице. Долго блаженствовать в ванной, вдыхая аромат эфирных масел, было уже некогда. Только быстренько ополоснуться под душем и наспех накраситься. Затем она торжественно облачилась в бело-розовое коротенькое платье на бретельках, купленное в тот самый день, когда они с Эшлин гуляли по магазинам. С тех пор оно так и висело в шкафу, своей беспорочной новизной напоминая Клоде о том, что ходить в нем некуда.
Она тревожно оглядела себя в зеркале. Черт побери, короткое какое! Намного короче, чем ей помнилось. И прозрачное. Надела черные трусики и лифчик, но в них вид был совсем глупый. Сняла. Показывать белье абсолютно нормально, убеждала она себя. Да это даже и обязательно, если хочешь считаться хорошо одетой. Ее беда в том, что она слишком привыкла к джинсам и футболкам. Поэтому, сунув ноги в босоножки на высоченной шпильке, она еще раз сказала себе, что выглядит сногсшибательно, и появилась на верхней площадке лестницы эффектно, как кинозвезда.
– Как я выгляжу?
Все сгрудились внизу, задрав головы. Возникла слишком длинная пауза.
– Обалдеть, – с секундным запозданием среагировала Эшлин.
Тед, восхищенно открыв рот, смотрел, как длинные стройные ноги Клоды ступенька за ступенькой приближаются к нему.
– Дилан? – окликнула Клода.
– Обалдеть, – эхом отозвался он.
