хочет наш дипломат за свой стих?
– Ничего, ваше высокое величество.
– Не может быть! Уж не пронюхал ли он, что его отзывают в Албанию? Вы знаете, что это за пройдоха, Нуредин-бей. Стоит ему учуять, что я собираюсь его отзывать, он тут же бросается сочинять стихи.
– Стихи неплохие, ваше высокое величество.
– Ну ладно, отменим приказ о переводе.
– Тут еще два стихотворения, – сказал министр. – Вот одно:
– А это чье?
– Одного студента.
– Чего же он хочет?
– Он подал прошение о стипендии.
– Дать ему стипендию. Давайте второе.
– Это сочинил один наш эмигрант в Софии!
– Ваше мнение, Нуредин- бей?
– Немножко похуже, но в общем неплохо, от души.
– Это стихотворение, ваше высокое величество, свидетельствует о высоком почтении, которое питают к вашей светлейшей персоне албанцы, эмигрировавшие за границу.
– Ну ладно, господин министр, пошлите-ка этому сочинителю из фондов вашего министерства сто золотых наполеонов от моего имени. Пусть все знают, что я прочел и оценил стихотворение.
– Слушаюсь.
– Простите, ваше высокое величество, – запротестовал Нуредин-бей. – Мне кажется, вы слишком щедры. Так вы будете тормозить развитие искусства.
– Каким же образом?
– Поэты и художники должны жить в бедности. Недаром французы говорят, что бедность художника – богатство нации.
– Вы слышите, господин министр?
– Так точно.
– Это надо иметь в виду не только применительно к поэтам и художникам, но и вообще ко всей интеллигенции. Бедность – это совсем неплохо, пусть заботятся о том, как свести концы с концами. Не до политики будет. Ведь эти интеллигенты прямо как бешеные быки. Пока пасутся, уткнувшись носом в землю, не опасны. А стоит набить утробу и поднять голову, вот тогда упаси нас господь! Звереют.
– Совершенно верно, ваше высокое величество. Действительно звереют, особенно как завидят красный цвет.
– И еще одно, господин министр. По случаю торжества, о котором вы знаете, прибудет много приглашенных из областей и из-за границы. Вам известно, что отелей у нас нет, поэтому я дал указание освободить помещение министерства юстиции. Я думаю, ничего не случится, если мы еще и ваше министерство освободим под гостиницу.
– Как вам будет угодно, ваше высокое величество.
– И еще надо закрыть месяца на два столичные школы и предоставить помещение жандармерии.
– Прошу прощения у вашего высокого величества, но как же будет с учебной программой?
– Какое это имеет значение, господин министр? Уроком больше – уроком меньше, все равно мальчишки от этого умнее не станут. Да они и сами ждут не дождутся каникул, ведь правда, Нуредин-бей?
– Безусловно, ваше высокое величество.
Министра просвещения сменил министр внутренних дел. Он принялся зачитывать сообщения с мест.
– «Вчера вечером в селе Большой Лям в Буррельской субпрефектуре силы жандармерии вступили в бой и после ожесточенной перестрелки уничтожили преступников Кроса Абедина из Люзи, Пренка Доду из Мирдиты и Рамиза Алюши из Арни. С пашен стороны потерь нет».
– Молодец, Муса-эфенди! – воскликнул король, довольный. – Пусть это напечатают в газетах, чтобы красные знали. Дальше!
– «Пойман убийца Рамазана Незима, которого два года назад нашли зарезанным в реке Эрзени. Его задержал собственноручно командующий округом, капитан Дэд Дён Марку».
– Повысить до майора. Еще что?
– 'В префектуре Шкодры, согласно вашему циркуляру, было проведено совещание знатных людей Мирдитского края под председательством капедана[84] Дёна Марка Дёни и при участии остальных пяти байрактаров. Совещание постановило. Первое: впредь не допускать помолвки девушек, не достигших четырнадцатилетнего возраста. Второе: впредь запрещается давать выкуп за невесту больше тридцати наполеонов золотом'.
– Ну молодец, Муса-эфенди! – снова похвалил его король.
– Вот это, я понимаю, прогресс! Это крупное достижение! Неплохо бы сообщить о циркуляре и остальным префектурам.
– Будет исполнено!
– Продолжайте!
– Прибыли шесть агрономов из Италии.
– Направьте их в Генеральное управление аграрной реформы.
– Да там их и без того девать некуда. Сидят, ничего не делают.
– Устройте туда и этих.
– Мы думали, ради экономии…
– Сэкономим на чем-нибудь другом.
– А не произвести ли кое-какие сокращения в армии, ваше высокое величество? – предложил Нуредин- бей. – Она съедает у нас больше половины бюджета.
– Да вы что?!
– Мне пришло в голову, не объявить ли нам себя нейтральным государством, вроде Швейцарии. Попросили бы соответствующих гарантий у великих держав…
– Да кто в наши дни обращает внимание на нейтралитет!
– Но что-то надо делать, средств не хватает, – вставил Муса-эфенди.
– Сократим расходы на просвещение, здравоохранение и прочее.
– Да ведь на просвещение и так отпускаются гроши. Если еще сократить, так и школы закрыть придется.
– Для блага государства и на это пойдем.
– Простите, что вмешиваюсь, ваше высокое величество, – начал Нуредин-бей, – но когда-то вы говорили, что согласны иметь одним жандармским батальоном меньше, только бы открыть школу…
– Да, говорил, а вот теперь закрою сотню школ, чтобы у меня стало батальоном больше. Ни одно правительство в мире не держится на школах. Армия – вот опора власти. У кого армия, тот правит, у кого ее нет, тот подчиняется, понятно?
– Как вам угодно.
Со своей неизменно мрачной миной на лице, кланяясь и прикладывая руку к сердцу, Муса Юка удалился. Вошел председатель парламента Пандели Евангели.
Его высокое величество привстал, желая, очевидно, выказать свое уважение к преклонному возрасту вошедшего. Председателю было уже под восемьдесят. Он еле держался на своих дряхлых ногах.
– Прошу, садитесь, ваше превосходительство.
Председатель парламента, кивнув Нуредин-бею, уселся, вытащил пачку бумаг и еле слышно заговорил:
– Я подготовил послание вашего высокого величества парламенту.
– Прошу, читайте.
– «Господа депутаты с пожеланием полного успеха в исполнении наших высоких обязанностей
