сектор Паскаля? Ты сказала, что герениты успели закрыть ворота прежде, чем в сектор проникли варианты.
— Это случилось спустя четыре или, может быть, пять дней, — ответила Надя. — Все мы, беженцы из сектора Архимеда, находились в то время в состоянии какой-то прострации. Наверное, просто не могли поверить в свое спасение. Хотя, надо сказать, герениты приняли нас по-дружески, несмотря на то, что корпорация запрещала своим служащим общаться с монахами, да и вообще, как говорят, использовала любые способы оказания давления на геренитов, стремясь выставить их из Сферы. Не знаю, чем уж так сильно досаждали герениты корпорации. Их было не так уж много, все больше люди весьма преклонного возраста, которые, как не странно, вовсе не производили впечатления глубоких стариков. Их активности могли бы позавидовать многие молодые.
Места в секторе Паскаля было достаточно для того, чтобы свободно разместить значительно большее число беженцев, чем прибыло, поэтому почти каждому из нас досталась отдельная комната. Герениты снабжали нас всем необходимым, — едой, одеждой, медикаментами, — причем не требовали за это никакой платы. Даже не выписывали счета, как это обычно делается в подобных случаях, с тем, чтобы, когда все нормализуется, предъявить их для оплаты корпорации. Они вообще показались мне несколько странными, эти герениты... Не могу даже точно сказать, в чем именно... Они, как будто, жили в другом измерении, которое имело лишь отдельные точки соприкосновения с нашим миром... Да, наверное, так оно и было, если они всю свою жизнь провели в Сфере...
— Я, между прочим, тоже родился и вырос в Сфере, — с долей обиды заметил Хук. — И Игорь тоже, — кивнул он в сторону Стинова. — И я никогда не замечал в геренитах чего-то ненормального.
— Я не имела в виду ничего плохого, — покачала головой Надя. — Напротив, мне показалась, что герениты во многом превосходили нас. Они были гармоничны со средой обитания и, как мне кажется, им было известно об их предназначении, в отличии от нас, живущих суетной и зачастую бессмысленной жизнью. По отношению к нам они были всегда предупредительны, но в тех случаях, когда в общении с беженцами не было необходимости, старались, как многим из нас казалось, избежать его.
Среди большой и разнообразной по возрастному составу колонии беженцев, образовавшейся на территории сектора Паскаля, к сожалению, не нашлось человека с задатками лидера, который взял бы на себя управление и организационные проблемы.
Мы чувствовали, что находимся в неком неопределенном, подвешенном состоянии. Что самое главное, у нас не было никакой связи с внешнем миром. В своем секторе герениты использовали компьютерную инфо-сеть, демонтированную во всех остальных секторах. Воспользоваться мобильными телефонами, которые прихватили с собой кое-кто из беженцев, было невозможно, поскольку в секторе Паскаля не были установлены новые ретрансляторы. Была только одна линия прямой телефонной связи с руководством филиала, но по ней никто не отвечал.
Благодаря геренитам, мы не испытывали недостатка в еде и предметах первой необходимости, но получалось, что мы полностью зависим только от их милости.
Должно быть, именно сознавая это, беженцы предпочитали все больше отсиживаться по своим комнатам, обращаясь как геренитам только в случае крайней необходимости.
Хотя герениты и не ставили вопроса о сроках нашего пребывания на их территории, тем не менее в разговорах между собой беженцы то и дело спрашивали: 'А как долго они станут нас терпеть?'. Не знаю, как другие, но я совершенно отчетливо ощущала, как тонкая мембрана взаимного чуть настороженного внимания, существовавшая между нами и геренитами вначале, быстро превращается в толстую кирпичную стену отчуждения. И, если монахи все же пытались скрыть свою неприязнь к свалившимся на их голову людям, то многие из беженцев не стеснялись проявлять ее в отношении геренитов. Конфликты возникали из ничего, на пустом месте. Виной всему, конечно же, было чрезвычайно нервозное, взвинченное состояние, в котором прибывал практически каждый. Всем не давали покоя одни и те же вопросы. Сколько нам еще предстояло просидеть в секторе Паскаля? Что происходит сейчас за его стенами?..
Те, кто не видел нападения чудовищ, могли еще тешить себя надеждой, что все очень скоро утрясется и встанет на свои места...
Я, так же как и некоторые другие беженцы, пытавшиеся наладить взаимопонимание с геренитами, предложила им свою помощь в повседневных бытовых заботах. Нас определили работать на кухню, — мы помогали готовили пищу и убираться в общественных столовых. Работая рядом с геренитами, мы знали о них больше, чем остальные. Так, к примеру, нам стало известно, что монахи, используя какие-то потайные ходы, могут покидать сектор, не открывая ворот и двери пожарной лестницы. В нынешних условиях уходить далеко они не рисковали, но, посетив несколько близлежащих секторов, выяснили, что живых в них не осталось. От них же мы узнали и об огромном количестве жертв на улицах пустых секторов. Монахи не обнаружили ни одного укрытия, где прятались бы уцелевшие люди.
О своей религии герениты с нами не разговаривали, но все же нам удалось узнать, что они до сих пор считают Землю измышлением, противоречащим основам учения. И именно с широким распространением этого, как они считали, глубоко порочного заблуждения, приведшего к необратимым переменам в жизни Сферы, связывали герениты появление чудовищ. Они называли их карой, ниспосланной Провидением для того, чтобы испытать силу и прочность их веры.
По мере того, как шли дни, а никаких изменений в нашем положении не намечалось, мы все чаще слышали, как, разговаривая между собой, герениты говорили о том, что только они сами с помощью силы веры способны очистить Сферу от оккупировавших ее зловещих тварей. Возражать им было бесполезно, — чужаков, каковыми они нас считали, да к тому же еще и не разделявших их взглядов на основы мироустройства, герениты не желали слушать.
Кажется, через неделю после появления беженцев в секторе Паскаля. Выйдя на улицу, я увидела множество геренитов, одетых в традиционные серые балахоны с накинутыми на головы капюшонами. В руках каждого был огромный посох, с тяжелым острым наконечником. Геренитов было столько, что они заполняли весь центральный проход.
Должно быть, собрались все, что находились в секторе.
— Что происходит? — Спросила я у кого-то, с кем оказалась рядом.
— Пришло время очистить Сферу от скверны, — спокойно ответил монах.
Я поняла, что они собираются сделать, только когда, двигаясь вместе с геренитами, увидела впереди ворота перехода в сектор Архимеда. Я не знала, что делать. Как остановить их? Кажется, я схватила за рукав ближайшего ко мне монаха и что-то закричала. Он, казалось, даже не слышал меня. И в этот момент ворота открылись.
Я ожидало, что твари сразу же ворвутся в сектор, но вначале ничего не произошло.
Герениты начали выходить через переход в сектор Архимеда.
Первые крики с другого конца прохода послышались минуты через две. Но для монахов они ровным счетом ничего не значили, — они продолжали двигаться вперед, навстречу смерти.
Я в ужасе попятилась назад, но еще успела увидеть, как, разламывая ряды монахов, в сектор, словно краска из раздавленного тюбика, втекает плотная серая масса.
Герениты бросались на них со своими посохами, пытаясь пригвоздить чудовищ к полу, но все их усилия были тщетны. Монахи гибли один за другим. А места убитых тут же занимали новые, желавшие бросить вызов смерти...
Я бросилась бежать. Добежав до своей комнаты, я захлопнула дверь, придвинула к ней стол и забилась в угол...
Зажав руками уши, чтобы не слышать отчаянные крики, доносившиеся с улицы, я сидела и ждала, когда чудовища выломают дверь....
Не знаю, как долго это продолжалось. Должно быть, я утратила способность оценивать время. Когда я наконец решилась отнять ладони от ушей, то в первый момент решила, что оглохла. Вокруг царила мертвая тишина. Ни с улицы, ни из прихожей не доносилось ни звука.
Я медленно поднялась на ноги и подошла к окну.... Боже мой... — Девушка уронила голову на грудь и закрыла лицо руками.
— Довольно, — сказал Тейнер. — Остальное нам известно.
— Это было ужасно, — не отнимая ладоней от лица, сдавленно произнесла Надя. — Эти серые твари поедали трупы. А, насытившись, отваливались в стороны, словно туго набитые мешки. — Она приподняла
