с малышами из шестого отряда?
И еще... не самое главное, но тоже важно. В кабинете начальника сидит мальчик. Давно бредит индейцами. Хорошо бы его одеть апачем и включить в племя. Он тоже снимется в кино.
—Бредит индейцами в кабинете начальника? —спросил Ашот Шаман.
Режиссер покраснел.
- Вырвалось не то слово, не надо пользоваться этим.
- Что ж, мы согласны!— Глаза Красного Лиса блеснули.— Но меньше, чем за неделю, нам не управиться.
- Зачем нам неделя? Сегодня все сделаем.
- Надо принять девочек и вашего мальчика в племя,— пройдут ли они испытания?.. Надо сделать старого вождя мудрым...
- Мне начальник и старшая вожатая сказали...
- Это было там, в кабинете. А здесь, среди вигвамов, говорят вожди.
Вскинув бровь, режиссер взглянул на мальчика с властным голосом.
- Вы не хотите сняться в кино? Да вы что?!
- В крови каждого истинного краснокожего желание прославиться!— заметил его ассистент.
- Они, наверное, не истинные краснокожие,— высказал предположение режиссёр. И стал обращаться к Красному Лису на вы:— Почему вы один решаете за всех? Вы не хотите, не надо. Может, остальные в племени хотят сняться.
Киногруппа выступала против него единым фронтом.
- Племя доверяет мудрости своих вождей, а не мнению проезжих фотографов,— сказал Ашот Шаман.
- Слушайте, кто вам позволил!..
- Выскажутся все зожди! — твердо сказал Красный Лис— Будет так, как решат вожди.
Вожди высказались против съемок. Нет сомнения, что им хотелось попасть в кино. Но они были в раскраске, находились возле тотемного столба, и Ашот Шаман с Красным Лисом — резко против чужого сценария. Не время и не место сказать да.
Никто не шевельнулся вслед режиссеру и ассистенту, пришедшим без «здравствуйте» и уходящим без «до свидания».
Через какое-то время Улугбека вызвали к начальнику.
В кабинете Диваныча сидели режиссер и белолицый мальчик возраста Сломанного Томагавка. «С наших угольки сыплются, а он, как снеговик». «Папа, это и есть Красный Лис?— громким шепотом спросил мальчик.— Пусть мне подарит гомагавку». «Томагавку»— индеец!..
- Садись, Улугбек,— пригласил Диваныч,— ответь мне: почему вы так грубы, нетактичны? В чем дело, Улугбек?
- Дело в том, что мы не хотим быть куклами, Денис Иванович. Разве они интересовались нашей жизнью? Нам потому и нравится в апачах, что мы свои дела решаем сами. А они приехали: «Ты стой здесь, ты пляши вот так, а вот он будет главный!» «Папа, а он самый главный вождь?» По лицу режиссера пошли красные пятна.
—Встреча с писателями пройдет так же интересно, как с нами? Вы позволите нам заснять ее на пленку?
В конце концов пришли к тому, что режиссер молча посмотрит на подготовку апачей к встрече и выберет сам, что ему снимать. А уже потом доснимут из жизни племени.
На сцене, за столом, украшенном цветами, в удобных креслах разместились редактор детского журнала, маленького роста поэт в черных очках и журналист, рассмешивший всех вопросом:
- А ну, ребята, кто нападает неожиданно?
- Гуроны!— закричали в ответ дружно.
- Икота,— сказал он.
У пожилого сентиментального редактора увлажнились глаза. Вот он, «массовый читатель», верящий каждому печатному слову, доверчиво смотрит на гостей. Как хорошо, что удалось выбраться к ним, милым детям... Поэт вялой рукой перебирал пачку стихотворений — с какого начать. Кудрявый рыжий журналист усмехался и строчил в блокноте, хотя еще ничего не происходило. Он знал об апачах в лагере и видел, что многие места пустуют. Видимо, апачи готовят какой-то сюрприз. «С меня взятки гладки. Я не пишу стихов!»— подумал он и покосился на поэта.
—Дети, дорогие наши читатели!— произнес редактор в микрофон...— Мы приехали к вам...
—... На землю благородного индейского племени.
Редактор вздрогнул и откинулся в кресле. Откуда прозвучал голос?
— Мы приветствуем вас...
—И мы приветствуем вас, бледнолицые гости!
Кинокамера, вслед за ней и головы повернулись к крыше радиорубки, на которой неподвижно стоял Красный Лис, скрестив руки. Он видел сверху три головы за столом: черную, белую блестящую и рыжую.
—Великий Манито-о-о!
Далеко, отзываясь ему, пропела дудка. Едва слышно застучал барабан. Потом еще один, ближе, и еще...
И под грохот многих барабанов перед сценой летнего театра тяжелой поступью десятков ног прошли апа-чи. В окружении двенадцати индейских родов вожди принесли завернутый в плотную ткань тотемный столб. Установили его в приготовленное гнездо перед сценой. С грохотом ударили тупыми концами копий о бетон и замерли—-лицами к Красному Лису.
- Бледнолицые, вы пришли к нам с миром?— спросил он, и голос, усиленный микрофоном, звучно разнесся над всеми.
- Да,— произнес редактор в свой микрофон.
- Вы принесли нам свое искусство?
- Надеемся, что так.
- А знают ли бледнолицые, что никогда еще их скальпы не были так близки к нашим поясам, как сегодня?
- Со мной вам будет трудновато,— чистосердечно сказал редактор, трогая голову.
Журналист втайне посмеивался: как выкрутятся редактор и поэт?
- Мы слышали, что апачи народ гостеприимный,— сказал поэт, взявший микрофон у редактора.
- Апачи гостеприимны, когда в гости приходят хорошие люди.
Поэт хотел обидеться, но передумал.
По знаку Красного Лиса большая часть индейцев села среди зрителей. Оставшиеся одновременно пристукнули копьями, повернулись к сцене. «Ты слышишь, как мчатся кони апачей?»— резко проговорил тамтам. «Да!»—ударили о бетон копья. «Кони, кони, кони! Бьют копытами!» «Да!»
—Сейчас мы вам покажем, что умеем сами. Потом откроем священный тотем. Если ваше искусство окажется худым, бледнолицые, берегитесь гнева Манито.
На сцену уверенно взошел Сломанный Томагавк — над головой торчали два пера, за спиной находились сто пятьдесят братьев, не считая Олега.
—Сказка про апача и бизона.— Он сунул томагавк под мышку, достал из кармана листок и развернул. —
«Однажды апач пошел на охоту. Он увидел одного бизона. Апач прицелился из лука, а бизон сказал человеческим голосом: «Не стреляй в меня, я тебе расскажу одну тайну». Апач сказал: «Давай». Бизон наклонился И прошептал ему на ухо. Потом апач пошел дальше, а бизон стал есть траву дальше».
Он деловито свернул бумагу, сунул ее в карман и пошел со сцены.
- Мальчик, постой!—окликнул его редактор.— Это чудесная сказка, но она без конца. Куда пошел апач, что ему сказал бизон?
- Это же тайна,— сказал он, пожав плечами. ,
- Гениально,— прошептал редактор журналисту, но сказки для журнала не попросил.