— Сойдёт. Когда Царь Берендей изволит совершать подвиг, ему никто не указ.
— Наш человек, — хмыкнул Акела, помогая Дорину развести огонь. К выходу потянулся сначала робкий серый дымок, потом, набирая силу, он становился всё гуще и чернее.
Сверху послышались удивлённые гортанные возгласы и глумливый хохот с какими-то выкриками. Люди не поняли ничего, но, судя по злорадному выражению лиц Царя и гнома, там бурно обсуждалась их умственная отсталость. Ну-ну.
Вся эта какофония очень быстро сменилась чиханием, кашлем и ругательствами. Люди понимающе оскалились друг другу. Уж для чего другого, а для мата русскому человеку переводчик не требовался. Чай, тоже часть нашей национальной культуры. Голоса орков, удаляясь, наконец смолкли. Оставалось только ждать. Так прошло часа полтора.
Наконец сверху послышался шум, крики. Сверху одно за другим шлёпнулось два орочьих тела, буквально утыканных белопёрыми стрелами.
Глава 6. В гостях хорошо, а дома нету
'Мы обошли за вечер все пивные, но нигде не пили больше трёх кружек'.
— Эльфы! — завопил Дорин, а Берендей, сложив ладони раструбом у рта, стал кричать что-то на очень певучем, мелодичном языке. Гном, тем временем, вылил воду из своей баклаги на горящие остатки угля, отскочил от шипящей струи пара. Люди последовали его примеру. В это время сверху Царю что-то ответили.
— Пошли! — махнул он рукой и стал подниматься по лестнице. Спутники потащились следом.
Эльфы встретили их в пещере, играющей роль тамбура. Берендей дружески обнялся с ними, объясняя что-то на том же, хрустально звенящем языке. Эльфы склонились в дружеском поклоне. Потом один из них, видимо, старший, что-то коротко ему сказал.
— Вам нужно завязать глаза, чтобы после подземелья Солнце их не ослепило. Они просят не считать это за обиду или недоверие.
— Переведите, Ваше Величество, что мы тоже считаем эту предосторожность нелишней. За обиду мы её не почитаем, — церемонно ответил Акела.
Глаза Берендея смеялись, когда он столь же церемонно переводил собрату витиеватую фразу. Гном, хмурясь, сказал им что-то. Старший эльф насмешливо ему ответил, Берендей засмеялся и хлопнул Дорина по плечу, потом, улыбаясь, пояснил уже по-русски: 'Гном надулся — моим, мол, глазам повязка не нужна. А Элгард в ответ: 'а тебе её никто и не предлагает'. И скорчил Дорину гримасу. Тот только хмыкнул и задрал выше бороду. Повинуясь знаку Элгарда, двое эльфов завязали людям глаза тёмной полупрозрачной шёлковой лентой. Затем, осторожно поддерживая под руки, повели к выходу.
Свежий морозный воздух ударил в лицо, заскрипел снег под ногами. Их осторожно свели по берегу, метров пятьсот-шестьсот они шли по ровному льду, лишь припорошённому снегом, затем дорога вновь пошла вверх. Это был уже противоположный берег. Пройдя метров сто пятьдесят, люди вдруг почувствовали под ногами не снег, а упругий травяной покров. В лицо повеял тёплый ветерок, несущий медвяный аромат луга и запах разогретой солнцем сосны. Однако!
Они, поддерживаемые под локти своими провожатыми, зашагали дальше. Тропа была ровной, потому темп, взятый эльфами, выдерживалcя ими легко. Иногда откуда-то с боков доносились мелодичные голоса, окликавшие их, провожатые что-то отвечали. Время от времени они сами переговаривались голосами, в которых слышался то звон серебряного колокольчика. Это было то 'дзин-нь!' хрустального бокала, то пение тонкой дорогой фарфоровой чашки, по краю которой проводят пальцем. Судя по количеству дозоров и секретов, Древний Лес хорошо охранялся.
Акела только собрался поинтересоваться, — долго ли им ещё идти вслепую, как процессия остановилась. Ловкие пальцы развязали узел на затылке, повязка упала с глаз. Они стояли на поляне, усыпанной белыми цветами, светящимися, казалось, изнутри, слабым сиянием, «асфодели» — всплыло откуда-то в памяти. Меж янтарными стволами вековых сосен разливались сиреневые сумерки.
Перед ними стояли мужчина и женщина в таких же переливчатых серо-зелёных плащах, какие были и на провожатых. Но что-то в глазах этой пары выделяло их из общего ряда, было сразу ясно, что это не рядовые эльфы, а Повелители.
— Приветствую Вас, Ваши Величества, — послышался голос Барса и они все поклонились королевской чете одновременно. На лицах Короля и Королевы появились сдержанные улыбки.
— Здравствуй, Брат, — заговорил венценосец. Царь Берендей поклонился, — приветствуем тебя, принц Дорин, рады Вас видеть в Древнем Лесу. Приветствуем и Вас, люди, видимо, важное дело привело Вас к нам. Впрочем, кое-что нам всё-таки известно. Но мы незнакомы пока.
— Меня зовут Акела, Ваше Величество. Прежнее моё имя осталось в моём прежнем мире, здесь оно не имеет никакого смысла.
— Друзья называют меня Барс, с моим именем такая же история.
— Я — король эльфов Древнего Леса, моё имя Галаронд. Это — моя жена, королева Люниэль.
— Ваши глаза, воины, — заговорила Королева, — глядят из страшного далёка, я вижу там многое, что мне непонятно и много такого, от чего моё сердце сжимается от страха. Но всё это для вас — прошлое. Несмотря на все эти ужасы, ваши сердца открыты и для женщины и для друга. Примете ли Вы мою дружбу?
— Да, Светлая Королева, — оба человека, преклонив колено, поцеловали руку Владычицы Леса.
— А теперь, друзья эльфов, — широко улыбнулся Король, — в честь вашего прихода будет дан пир. О делах мы будем говорить завтра, сегодня веселимся, не помня горя и зла.
Разве можно описать эльфов? Это не удалось даже Толкиену. То, чем владеет язык человека, даёт слишком бледную тень от этой сказочной реальности. Тем более, чьё перо дерзнёт описать их праздник? Таинственный свет горящих в листве фонариков смешивался со светом полной Луны, придавая всему загадочность и нереальность, хотя при нём легко можно было 'иголки збирать'.
Были песни эльфов, что будили в самых забытых уголках давно огрубевшей души неведомые струны. Душа эта просыпалась, встряхивалась и расправив крылья, взлетала, растворяясь в мелодии и несла её дальше. Сказать про эти напевы, что они прекрасны — значит, ничего не сказать. Прохладная родниковая вода как редчайшее из вин, и вино, сравнимое разве что с вечным блаженством, про которое все только слышали, но ничего не знают.
А подаваемые к нему яства и фрукты, по отношению к которым само слово «вкус» безвкусно по определению? Всё на этом празднике рождало ощущение пронзительной беззаботной радости. Даже Дорин, сидящий рядом у костра, был весел и счастлив, как ребёнок.
— Да, — сказал он, — осушив кружку вина, за каплю которого король отдал бы корону, а королева отдалась бы бродяге, — что до праздников, тут никто не сравнится с Перворождёнными. Даже гном на них способен забыть о золоте и серебре.
— Ваше Величество, — обратился к сидящему рядом Берендею Акела, — откуда Король и Королева знают русский язык?
— Послушай, я, конечно, царь, но ты мне не подданный. Ты друг, с которым я, кстати, бился плечом к плечу. К тому же, чует моё сердце, бился не в последний раз. С этим ясно?
— Яснее ясного, друг Берендей. А с языком?
— С языком ещё яснее. Человеческий язык проще нашего. А уж монархам просто необходимо знать языки всех сопредельных народов. Понял? Тогда бери чару и выпьем за то, чтобы наши народы всегда могли вот так пить, сидя вместе у костра. Ну, до дна!
…Проснулся Акела оттого, что ему брызнули в лицо водой. Барс, конечно, больше некому. Сон снился какой-то светлый и радостный, как в далёком детстве, когда просыпаешься с влажными глазами и лёгким телом. Радость пронизывала каждую клеточку естества, на лице резвились тёплые солнечные зайчики.