– Луиза… Любовь моя, – простонал ставший неверным муж, – как же ты права! Эгмонт был глупцом и преступником… Как он мог пожертвовать любовью? Это безбожно!
– Тот, кто прячется от любви, – дурак, – припечатала Луиза, сидя на ложе святых и мучеников. – Помогите мне затянуть пояс.
– Луиза… – Она просила затянуть пояс, а не целовать его концы, но почему бы не подождать? От платья не убудет, от нее подавно.
Граф Эйвон Ларак отнял от губ черные ленты:
– Любимая… Мне кажется, я раньше не жил…
Любимая… Да уж, докатилась она. Теперь, хочешь не хочешь, до отъезда придется грешить, не бросать же его такого, еще утопится.
Глава 4
Ракана (б. Оллария)
400 год К. С. 9-й день Зимних Скал
1
Урготское посольство занимало приземистый особняк у Гусиного моста сразу за аббатством Святой Октавии. Летом дом прятался в темной зелени, но зима содрала листву с вековых платанов; глядевшее сквозь мокрые перекрученные ветви здание казалось могучим и равнодушным, как гора. Даже странно, что внутри, под слоем негостеприимного камня, прятались люди: топили печи, открывали окна, спали, ели, говорили.
– Мевен! – Альдо резко дернул повод, и белоснежный, до невозможности похожий на Бьянко линарец послушно остановился, лебедем выгнув шею. – Шевельните это болото.
– Да, Ваше Величество. – Гимнет-капитан отъехал, и тотчас к воистину крепостным воротам направился широкоплечий сержант.
– Каков хитрец, – Альдо кивком указал на зелено-коричневый флаг, прихваченный в двух местах витым серым шнуром[10], – но мы поверим. Мы прибыли лично узнать о состоянии здоровья дуайена Посольской палаты.
– Вускерд говорил, – вспомнил Дик, – что Фома слишком много о себе полагает.
– Экстерриора господин Габайру не принял, – Альдо улыбался, но глаза смотрели жестко, – но королю урготы откроют.
– Конечно, – согласился Дикон, – это же не кэналлийцы.
– А кэналлийцы б не открыли?
– Они слушают только соберано, – неохотно объяснил юноша, вспомнив угрюмую физиономию и черные завитки на двери. Хуан! Мог ли работорговец тайком пробраться в дом и вытащить Удо? Замки на внутренних дверях не меняли, только на внешних…
– Дурацкий обычай, – Альдо брезгливо выпятил губу, – и очень неприятный народ. Что ж, лишний довод в пользу того, что от Кэналлоа нужно избавиться. Пускай убираются к шадам. О, вот и наши торгаши!
Ворота торжественно распахнулись, раздался барабанный бой – застигнутые врасплох урготы приветствовали августейшего гостя со всем тщанием.
– Вперед! – велел Альдо. – Шагом!
– Вперед, – повторил Мевен.
Процессия двинулась с места, неспешно втягиваясь в украшенные золотыми ласточками[11] створки: сначала знаменосец с королевским штандартом, за ним Мевен в лиловом полуденном плаще, трубачи, барабанщики, гимнеты… Эскорт придавал уверенности, но входить в дом все равно не хотелось. Подданные Фомы славились хитростью, лживостью и корыстолюбием, двуличней были разве что гоганы, но они, слава Создателю, до Талигойи не добрались.
Конь Альдо вступил в вымощенный золотистыми восьмиугольными плитками двор, и Дикон слегка придержал Караса: от ворот к крыльцу двумя рядами выстроились слуги, мрачные, высокие и плечистые, словно порожденные угрюмым домом. Сам же особняк вблизи казался еще тяжеловесней, а слуховые окна были прямо-таки созданы для стрелков.
Высокий, еще не старый ургот неспешно спустился с крыльца. Дуайеном он быть не мог при всем желании, но вел себя, словно сам Фома.
– Придется быть вежливыми, – бормотнул Альдо не столько Окделлу, сколько себе самому.
– Ваше Величество, – оказавшийся вторым советником посольства графом Жанду высокий церемонно поклонился, – посольство великого герцогства Урготского счастливо принимать венценосного гостя. К нашему глубокому сожалению, маркиз Габайру тяжело болен и не покидает спальни.
– Я слышал. – Альдо легко и красиво спрыгнул на рассерженные камни. – Мы решили навестить заболевшего друга. Мы надеемся, маркиз в сознании?
– О да, – закивал ургот, – в полном сознании, но говорить ему тяжело.
– Мы желаем видеть маркиза Габайру.
– Он будет счастлив, однако лекарь не исключает, что его болезнь заразна.
– Нам осенние простуды не опасны. – Сюзерен спокойно направился к крыльцу, и граф Жанду был вынужден пойти рядом. Проход между ливрейными слугами для троих был слишком узок, и Ричард отстал на пару шагов. Стало вовсе неуютно.
Массивные двери неторопливо распахнулись. Обитые медью створки были толще надорских, а кованый узор над головой весьма походил на подъемную решетку. Войти в урготскую резиденцию без ведома хозяев
