было трудно, выйти, похоже, еще труднее.
– Ваше Величество, прошу вас… – Ургот был почти так же высок, как Альдо, но много уже в плечах. Одно слово, посольский жук.
– Благодарю. – Сюзерен шагнул через массивный порог, пахнуло теплом и лекарственными травами. Вестибюль оказался под стать дому – темные панели, тяжелые светильники, огромные картины. У парадной лестницы замерло четверо офицеров с розовыми и голубыми лентами через плечо. Цвета принцесс, одна из которых станет талигойской королевой.
– Монсеньор, – слуга с бычьей шеей угодливо улыбался и тянул лапы, – прошу вас, монсеньор.
Юноша сглотнул и расстался с плащом и шляпой. Отчаянно захотелось сбежать или хотя бы сказать пару слов Мевену, но гимнет-капитана окружил десяток коричневых.
Святой Алан, следовало прихватить пистолеты. Ну и что, что они в доме дуайена Посольской палаты? Герцог Окделл – цивильный комендант столицы, он в ответе за жизнь сюзерена и может не расставаться с любым оружием.
– Ваше Величество, маркиз Габайру не встает с постели.
– Вы уже говорили, – кивнул Альдо, направляясь к лестнице, – а мы заверили, что не боимся заразы. Как здоровье Его Величества Фомы?
– Полагаю, у него разыгралась подагра, – вздохнул дипломат, – так всегда бывает к концу осени. К несчастью, это время года в Урготелле отличается сыростью. В талигойской столице климат более здоровый. Прошу вас направо…
– Да, – рассеянно кивнул Альдо, – несущие морскую влагу ветры налетают на Алатский хребет и проливаются дождями… Урготелла стоит в не слишком удачном месте.
– Вы совершенно правы, Ваше Величество, наши предки не приняли в расчет ветер. – Ургот казался удивленным, и Дик невольно улыбнулся: о причинах осенних дождей сюзерен узнал по дороге в посольство от него.
– Прекрасный портрет, – громко произнес Альдо, задержавшись у огромного, в полстены, полотна. – Его Величество Фома может гордиться красотой своих дочерей.
– Этот портрет написан весной прошлого года, – сообщил граф Жанду. – Работа Теотелакта Агарина.
Представить Альдо рядом с урготскими куклами было оскорблением. Неужели сюзерен, не испытав настоящей любви, навсегда свяжет себя с чужеземкой?
– Чувствуется рука мастера. – Альдо сделал шаг в сторону, и Ричард увидел Фому с принцессами. Герцог в бархате цвета спелой сливы и кудрявом парике напоминал барона Капуль-Гизайля, девица в розовом нюхала цветок, девица в голубом кормила голубков. Дик вгляделся в смазливые, обрамленные локонами мордашки. Голубая была потолще, у розовой в лице было что-то кроличье. Сестрам было далеко даже до Марианны, а до Катари и вовсе как до звезды, но портрет в Талигойе появился неспроста. Эр Август предупреждал, что Сильвестр решил избавиться от Ее Величества и женить Оллара на урготской купчихе. Кто бы мог предвидеть, что картина послужит законному королю…
– Талигойские художники не уступают урготским. – Сюзерен говорил весело, но Дик чувствовал в его голосе безнадежность. – Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок Их Высочествам, а сейчас проводите нас к маркизу Габайру.
2
Дуайен в подбитом белкой халате возлежал в кресле, больше похожем на короткую кровать. В комнате было нечем дышать, но посольские ноги были тщательно укутаны меховым одеялом.
– Какая честь для больного старика, – прокашлял Жоан Габайру, то ли собираясь подняться, то ли делая вид. – Какая неслыханная честь!
– Сидите, сударь, – махнул рукой Альдо. – Как вы себя чувствуете?
– Так же, как неделю назад, – хрипло произнес ургот. – В мои годы трудно уповать на быстрое выздоровление. Лекарь полагает, что я застудил верхнюю треть легких, а это весьма неприятно и исключает даже кратковременное пребывание на морозном воздухе.
Слова больного не расходились с делами. Запертые окна и тщательно задернутые портьеры зеленого бархата надежно защищали не только от мороза, но и от дневного света. Спальня освещалась камином и свечами, горящими на письменном столе и низеньком, заставленном склянками столике под рукой больного.
– Нам не хватает вашего общества. – Сюзерен опустился в одно из четырех кресел и кивнул Дику. – Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы знаете нашего спутника?
– Разумеется. – Старческие глаза, бурые, как разведенный молоком шадди, уставились на юношу. – Я впервые обратил внимание на этого достойного молодого человека, когда он приносил присягу оруженосца, и с тех пор стараюсь не терять его из виду. Властитель Надора проделал большой путь, весьма большой и весьма примечательный…
– Окделлы верны своему государю. – Святой Алан, ну зачем Габайру понадобилось вспоминать Фабианов день? Конечно, он не имел в виду ничего плохого, и все-таки…
– Верность – замечательное качество, – сухая, похожая на причудливый корень рука поднесла ко рту большой платок, – и весьма редко встречающаяся. Наши времена склоняются к здравому смыслу, а не к бессмысленному самопожертвованию, как бы красиво оно ни выглядело. Большинство, как это ни печально, предпочитает чистой совести и посмертной славе бренное существование.
– Повелители Скал всегда принадлежали к меньшинству, – улыбнулся сюзерен. – О готовности Ричарда отдать свою жизнь за жизнь сюзерена говорит цепь Найери. Маркиз, мы не хотим утомлять вас и потому будем кратки. Получил ли Его Величество Фома наше письмо? Кроме того, мы готовы принять ваши верительные грамоты, что избавит вас от поездки к экстерриору.
– Я очень сожалею, – закашлялся посол, – но последнее письмо Его Величества, достигшее этого дома, подписано 14 днем Осенних Ветров. Я четырежды отправлял в Урготеллу курьеров, но у меня нет уверенности, что они достигали цели.
