принялся сканировать его пологие, усеянные руинами склоны. Из показаний имплантов стало ясно, что в окрестностях людно – одиночка-сталкер на крыше института, еще пятеро удаляются на юг, а трое, наоборот, подходят со стороны «Октябрьского поля».
– Обычный трафик во всей красе, – сообщил я спутникам. – Но ничего опасного вроде не видно.
Самое главное – в окрестностях не наблюдалось банды Антипы, отряда брата Рихарда или оравы злобных чугунков, которым все равно, на кого нападать. Конечно, имелась вероятность, что где-то неподалеку таится Циклоп, но уж тут мы могли надеяться только на удачу и на собственную бдительность.
Какой бы он ни был метаморф, а засечь его можно.
– Тогда чего? Привал? – спросил Синдбад. – Ждем?
– Ждем, – я кивнул. – Надо бы заморить червяка.
С этим страшным, обитающим где-то в желудке животным мы боролись с помощью обыкновенных консервов, а также бутылки с чистой водой, что нашлась в поклаже у Колючего. Любой из нас, обладателей метаболического импланта последнего поколения, может долгое время обходиться без жидкости, но если есть возможность попить, чего ее не использовать?
Я меланхолично жевал соевое мясо, не забывая «поглядывать» по сторонам: одиночка так и сидит на крыше, пятеро уже прошли Берзарина и железную дорогу, трое начали спуск к вихрю...
– Слушай, а я ведь тебя где-то видел, – заявил Синдбад, глядя на меня с прищуром.
– Да ты что? Не может быть? – Я выпучил глаза и покачал головой. – Последние сутки моя рожа то и дело мелькает у тебя перед глазами, как и твоя у меня, кстати.
– Нет, я имею в виду раньше, несколько лет назад... на фотографии или, может быть, на плакате. – Он сложил губы трубочкой и почесал подбородок. – Ты на сцене не выступал?
– Петь я люблю, – сказал я, – но голоса у меня особого нет и слуха тоже.
Видеть он меня, конечно, мог, в последние месяцы пятьдесят первого, когда меня ловили по всей стране, и моя фотография, снабженная припиской «Разыскивается! Особо опасен!», болталась на некоторых новостных сайтах, а также на информационных стендах в отделениях милиции.
Да только фотография та была еще детдомовских времен...
Я уже на втором курсе окончательно понял, чему хочу посвятить жизнь, и всеми силами начал избегать фото– и видеокамер. И когда ФСБ благодаря помощи стукача вышла на наш след, в руках чекистов не оказалось ни одного моего нормального изображения.
Только старая карточка из личного дела воспитанника интерната номер сто семьдесят шесть.
– Нет, точно, где-то видел, – повторил Синдбад.
На этот раз я ничего говорить не стал, лишь выразительно пожал плечами и вернулся к еде – молчаливое равнодушие в такой ситуации куда эффективнее самых яростных оправданий.
Трое сталкеров тем временем нырнули в гипертоннель, а мгновением позже из него вышли сразу десять человек. Я насторожился, когда они двинулись в нашу сторону, но вскоре стало ясно, что это трое большеголовых с охраной.
«Кто такие?» – пришел запрос по общему каналу М-фона, и я узнал говорившего.
Репей, один из опытных ходоков, сколотивший в последний год что-то вроде постоянной команды и бравшийся за групповые заказы, вроде сопровождения в локации научных экспедиций.
Синдбад поглядел на меня, я на него, да еще и руками развел.
Мне светиться сейчас не нужно.
Бритоголовый кивнул и вступил в переговоры. Заняли они немного времени и закончились благополучно. Умники и их охрана свернули немного в сторону и прошли мимо.
Ну а мы вернулись к ужину.
– Что-то спать хочется, – признался Колючий, когда консервные банки опустели.
– Так подремли. Мы... – тут я хотел добавить, что смысла бодрствовать всем троим нет, но не успел.
Поле зрения затянуло бесцветное марево, и я обнаружил, что не сижу, а шагаю, но при этом ничего не вижу и не слышу, ни при помощи глаз и ушей, ни при помощи имплантов.
Голову захлестнул настоящий поток мыслей, как обычных, человеческих – о том, что до тамбура осталось не так много, что неподалеку в развалинах прячется какая-то железная тварь, что нужно остановиться и опустошить мочевой пузырь, так и странно чуждых, холодных и острых, похожих на кристаллики льда в потоке воды – о символах Пути, о том, когда поступит очередной приказ...
Они царапали мой череп изнутри и причиняли настоящую боль.
Помимо мыслей имелись желания, и опять же некоторые выглядели для меня понятными, зато другие я даже не мог осмыслить, настолько дикими и странными они казались.
Я попытался остановиться, протереть глаза, чтобы осмотреться, но тело меня не послушалось.
– Сс-сука, – только и смог я выдавить из себя, имея в виду поганого дубля.
А потом на меня сверху обрушилось нечто тяжелое, воняющее потом и консервированным мясом.
– Всё? – спросил кто-то низким знакомым голосом.
– Что «всё»? – уточнил я, понимая, что руки мои прижимает к земле Синдбад, а на ногах сидит, похоже, Колючий.
– Ты в себе, язви меня джинн?
– Насколько могу судить, да, – ответил я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня отчаяния. – А что, был не в себе? Надеюсь, я не пытался покончить с собой?
– Ты пытался покончить с нами, – ответил беглый праведник. – Точнее, не ты, видит Господь, а тот демон, что на мгновение овладел твоим телом. Поднял «Шторм», и если бы не Синдбад...
И вот тут мне стало по-настоящему худо.
Эта тварь, возникшее неведомо в каком техногенном зеркале отражение, прочитало мои мысли так же, как я – его. Она сообразила, что мы втроем гонимся за ней, и решила моими руками избавиться хотя бы от двоих преследователей.
– Я в порядке, – сказал я. – Но это сейчас. И я не могу обещать, что через пять минут я не... не...
– Не перестанешь быть собой. – Синдбад отпустил мои конечности и отодвинулся.
Лицо у него было мрачное, в глазах читалось сочувствие, и еще – обеспокоенность.
– Может быть, отобрать у тебя оружие? – спросил Колючий.
– Тогда уж лучше отдать меня узловикам. – Я сел и попытался улыбнуться, но мускулы лица послушались не сразу. – Они позаботятся, чтобы одержимый... то есть я, никому не причинил вреда. Так уж вышло, – говорить было трудно, словно я пользовался не своими, данными от рождения связками и языком, а каким-то незнакомым устройством, – что я заглянул в голову дубля...
– И? – Глаза у мальчишки стали большими, словно у богомола, и даже на круглой физиономии Синдбада отразилось любопытство.
– Это... я не знаю, как это описать, он...
Со словами мне всегда было легко, все время, сколько себя помню, я мог без особого труда выражать свои мысли и письменно и устно. Так что в ситуации, когда мне не хватало понятий, терминов и гибкости речи, я попадал крайне редко.
Но сейчас я именно не мог выразить то, что почувствовал, «дотронувшись» до чужого потока мыслей, заглянув в голову того, кто вроде бы являлся моим полным двойником, совершенной копией.
После некоторых усилий я свел хаотическое нагромождение гипотез и предположений к одной фразе:
– Он... но он не человек. Человек не может так думать... иметь такие мысли.
– А кто? – спросил Синдбад.
– Демон! – заявил Колючий с фанатичной уверенностью единоверца Иеровоама.
Чем хороша искренняя вера, она порой избавляет от необходимости ломать голову, дает простые, готовые ответы на сложные вопросы. Кем может быть явившийся из «Мультипликатора» тип, во всем похожий на Лиса? Естественно, выходцем прямо из Преисподней, прибывшим в наш мир с какой-нибудь пакостной миссией.
– Может, и демон, – буркнул я. – Но это вопрос сугубо теоретический. А в череде практических на первом месте стоит тот, что дубль скоро будет около тамбура и что нам надо его прикончить.
