последний раз открывали в прошлом веке, в это легко можно было поверить.
Дверь узилища скрипнула, и в образовавшуюся щель, слегка полязгивая при каждом шаге, протиснулась длинная и тощая фигура Железного Феликса.
– Что, опять? – с ужасом вздохнул Арс, а Тили-Тили, который последние несколько часов как-то подозрительно пыхтел в своих оковах, наоборот, примолк.
Нельзя было сказать, что революционеры обращались со студентами плохо. Нет, вопреки ожиданиям, их кормили, несколько однообразно, зато регулярно и обильно. Пыток не было.
Но три раза в сутки их пытались обратить в свою веру.
И это было настолько ужасно, что Арс иногда начинал мечтать о том, чтобы его пытали.
После болтливого Лянова явился усач. Он принес собой факел, но тень все также скрывала его лицо, не позволяя разглядеть ничего, кроме пышных, и кажется, черных усов.
– Меня зовут… Швиля Джугов, – представился он, – и я сделаю все возможное… чтобы вы никому не могли сказать мое имя!
Манера делать паузы в каждом предложении и глуховатый голос почему-то делали речи усатого революционера донельзя жуткими. Самые простые слова он изрекал так, что слушатели обливались потом и лязгали зубами.
– Жить стало лучше, жить стало веселее, – начал Швиля Джугов проповедь, а Арсу показалось, что он отдал приказ бросить молодых магов в яму с разгневанными скорпионами.
К счастью, говорил усатый недолго, и почти ничего из его речей запомнить не удалось. Осталось только впечатление чудовищного, всепоглощающего ужаса. Удалился Швиля Джугов, оставив молодых людей с подозрительно мокрыми штанами (вопрос о наличии штанов у Тили-Тили оставался открытым, но йода тоже выглядел напуганным, так что в метафорическом смысле эту деталь одежды по отношению к нему упомянуть можно).
Третьим в ряду агитаторов оказался свирепый Усама. Он сверкал глазищами, тряс бородищей, время от времени выкрикивал: «Зарежем! Всех зарежем!», а в качестве одного из наиболее веских аргументов использовал кинжал, больше похожий на небольшой меч.
Речи его были бессвязны и лишены особой логики, но к ним поневоле приходилось прислушиваться, глядя на двигающийся в опасной близости от твоего горла отточенный кусок железа длиной почти в метр.
Теперь настала очередь Железного Феликса. Этот, судя по принесенному с собой табурету, собрался агитировать сидя.
– Жаль, – сказал Рыггантропов, глядя, как революционер устанавливает свой предмет мебели посреди помещения, – что я уже выспался сегодня.
– Ты думаешь, я дал бы тебе подремать? – голосом холодным и звучным, точно звон отточенного клинка, ответил Железный Феликс. – Революционное слово разит в самое сердце, и спать, внимая ему, невозможно!
– Что оно разит, это точно, – негромко сказал Арс, – даже смердит, как мне кажется…
Тили-Тили, сидевший до сего момента, сжавшись в комок, вдруг резко вскочил на ноги. Из недр его тщедушного тельца вырвался истошный вопль: «Кий-яяяя!». Йода резко дернул руками, и толстенные цепи, способные удержать слона, вдруг начали растягиваться.
На кованых хорошим кузнецом звеньях появились трещины.
– Давай, Трали-Вали! – крикнул Рыггантропов одобрительно. – Порви их, как Тузик грелку…
Железный Феликс наблюдал за происходящим с отстраненным интересом.
Еще одно «Кьяяя-иии!», от которого у Арса мерзко заледенело в животе, а в ушах зазвенело, и йода оказался на свободе. Взмахнув для пробы руками, на которых остались браслеты с обрывками цепей, он ринулся в атаку.
Сокрушительный удар, которым Тили-Тили сбрасывал всадника с коня, пришелся Железному Феликсу в грудь. Тот даже не покачнулся, а йода, гневно шипя, отскочил назад, и принялся гладить изрядно пострадавшую ногу.
В глазах его застыло удивление.
– Так, – революционер поднялся на ноги, бородка его острием нацелилась на йоду. – Бунтовать нехорошо!
– Кто бы говорил! – возмутился Арс.
Тили-Тили прыгнул с места, целясь кулаками в лицо. Арс готов был поспорить на свою мантию, что он даже достиг цели. Но удар вызвал лишь гулкий звук, словно дубинкой саданули по камню, а йода повис, пойманный за ворот мантии.
Он мог шипеть и гневно плеваться, мог наносить удары по воздуху, и даже по держащей его руке, но толку от этого было не больше, чем от ложки снега в жаркий день.
– Эй, на помощь, – негромко позвал Железный Феликс. Прозвучало это как издевательство.
В помещение ворвался полуголый мускулистый революционер, которого, как Арс запомнил, называли Спартаком. При виде происходящего лицо его гневно перекосилось.
– Эти рабовладельческие собаки попытались сбежать? – порывисто спросил он.
– Один, и он не собака. Позови-ка кузнеца, пусть закует его заново.
Не прошло и получаса, как йода был вновь лишен свободы. Толщину цепей увеличили вдвое, а на шею особенно свободолюбивому узнику нацепили еще и прикованный к стене ошейник.
Тили-Тили выглядел ужасно огорченным. Похоже, что он первый раз в жизни наткнулся на человека,
