– Ты даже не соизволил поинтересоваться, сколько у меня бабок, кавалер, понимаешь.
– Интересуюсь: сколько?
– Два «лимона». И – заначка, как у всякой порядочной девушки.
– Велика заначка?
– Пять сотен.
– «Зеленью»?
– Естественно.
– Доедем, как цари египетские!
– Не выражайся!
– Не буду. Может, цыган закажем?
– Лучше сигарет. У меня – все.
– Милая барышня, для вас – хоть луну с неба.
– Вот луну как раз и не надо. Помнишь, у Чехова? Что важнее, луна или солнце?..
– Луна! Солнце светит днем, когда и так светло, а луна – ночью.
– Сережа… Я все же никак не могу понять, кто же ты такой… Умный, образованный, храбрый…
– Милая барышня, вы преувеличиваете мои достоинства.
– Вряд ли. Слушай, а как все-таки твоя фамилия?
– Дорохов. Я разве раньше не сказал?
– Смолчал. Скрыл. Значит, Дор – это от Дорохов.
– Ага.
– Дорохов…
После легкого предупредительного стука дверь приотворилась, появился проводник. Принес коньяк, бокалы, нарезанные «до слезы» палтус и балык, сырокопченую… Яства были щедро обложены свежей зеленью.
– Богато, – прокомментировал я.
– Да вы прямо маг! – не удержалась от радостного восклицания Лена.
Мужчина загадочно улыбнулся, с заговорщицким видом извлек из-под салфетки… грушу. Крупную, желтую, налитую соком.
– Вот это да!
– Не буду вам мешать. Да… Я тут картошечку варю, для себя, вы не против, горяченькой?..
– Еще как не против!
– Значит, через полчасика.
– Деликатный он наш – чем это мы можем заняться на полчасика, кроме как коньяк разлить… – хмыкнула девушка, когда гарсон удалился.
– Ну почему же… Можем еще и выпить.
– Тогда – разливай!
Я расплескал коньяк, выпили. Тепло разлилось как-то сразу, стало легко…
Закурили две крайние сигареты.
– Знаешь, Дорохов… Такое впечатление, что все, что было ночью, – будто не было… Или было, но не с нами… Но ведь оно было?! А мы болтаем так, словно люди не убивали друг друга…
– Понимаешь…
– Понимаю. Я все понимаю. Но… Знать, понимать – это одно… То есть когда по телевизору или по радио… А ощущать на себе… Если честно, то мне было жутко страшно!
– Но ведь все прошло…
– Нет, я чувствую… Ничего еще не прошло. И сейчас – просто «пикник на обочине»… Может быть, совсем ненадолго…
Девушка взяла бутылку, налила себе еще, выпила.
– И сейчас страшно. Дорохов, как мы во все это попали?.. Ведь не могли же те отморозки… Значит… Дорохов, ответь, наконец, чем ты занимаешься? Кто ты такой?!
– Чем занимаюсь – это проще… Деньгами. Или – очень большими деньгами.
Любимый спорт на пространствах СНГ. Если честно – любимый спорт на пространствах мира. Люди как- то незаметно для себя втянулись в добывание денег, и все остальные игры – просто производные от первой. Хотя… В любой профессии есть «свободные художники». То есть они занимаются тем, что больше всего им нравится, они превратили хобби в профессию, и деньги для них – не смысл, а производная от любимых занятий.
– Хобби… Знаешь, у кого самое хмыревое хобби?
– У кого?
– У телеведущих. Особенно политических шоуменов: это когда сидят несколько сытых или очень сытых и рассуждают о проблемах голодных… Ну а твое, как выяснилось, не самое безопасное…
Дверь дернулась – что-то быстро проводник с картошечкой подсуетился, – отъехала в сторону. В проеме материализовался молодой, лет тридцати с небольшим, мужчина, светлый, мельком взглянул на меня, с полсекунды смотрел на девушку, разлепил губы, равнодушно произнес: «Извините, ошибся», – и дверь закрылась.
– Ну и глаза у него… – произнесла Лена.
– У блондинов – у всех такие.
– Ты не рассмотрел… У этого… Даже не знаю, как сказать. Будто прозрачные льдышки… Бр-р-р… – Лена глубоко затянулась, затушила сигарету резким мужским движением. – Ну что… Рассказывай про деньги… Коли не шутишь.
– А с мыслями собраться?
– А чего с ними собираться? Они или есть, или нет. Ты не греховодник, я не исповедник. Может, так оно и лучше. Кстати, финансист, ты боевым искусствам в Шаолине обучался? У вас что там, филиал какого- нибудь «Кредитинвесттраста»?
– Тогда сначала нужно. Это совсем другая история…
– Может, ты только так думаешь? А история та же самая?..
Глава 42
Если радость на всех одна, на всех и беда одна, Море встает за волной волна, и за спиной спина, Здесь, у самой кромки бортов, друга прикроет друг…
Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг… – пропел я негромко.
– А, знаю. Это – «Старые песни о главном»…
– Когда-то, о чем здесь поется, было для меня больше, чем песней… Это была моя жизнь.
– Значит, тебе повезло больше, чем мне…
– Может быть. – Плеснул себе коньяк, выпил глотком. – Я был боевым пловцом.
– Пловцом? Здорово! Я кино видела! Морские диверсанты! Это как «морские котики» в США?
– Это – как морские волчары ВМФ! Когда работали наши пловцы, «тюлени» просто отдыхали! Всем составом!
– Слушай… А что – люди действительно тогда были такие… Как в песне?..
– Почему были?.. Наверное, и сейчас есть. Иначе не выжить.
– А как ты к ним попал?
– Долгая история…
– А мы никуда и не спешим. До Москвы – сутки ехать.
– История обычная. Я рос гуманитарным ребенком…
– Каким?
– Сильно умным. Папа – директор объединения, мама – филолог, искусствовед.
– Так ты из тогдашней «золотой молодежи»?
– Скорее – из «бронзовой». А если честно, тогда особо и не делились – золотая молодежь или серебряная… Пацан был как пацан. Наверное, чего не хватало в детстве – так это авантюрности. Короче – я был «очкарик без очков»…
– По тебе как-то не скажешь…
– Ну, не совсем чтобы… Маме хотелось, чтобы я был здоровым ребенком, и она отдала меня в плавание.
