— Я бы хотел, чтобы ты помогла мне организовать один очень важный ленч, — сказал Билли.
Роз вопросительно посмотрела на него.
— Пожалуйста, — подсластил он свою просьбу. — В виде личного одолжения.
— Какого рода ленч? — спросила Роз. — Произвести впечатление, добиться чего-либо, польстить, напугать или умаслить?
Билли метнул на нее один из своих «взглядов», но этим и ограничился, из чего Роз заключила, что ему действительно нужна была ее помощь.
— Обыкновенный дружеский ленч, — заметил он как бы мимоходом. — Ничего замысловатого, но по высшим меркам твоей матери. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Естественно, — отпарировала Роз, но Билли принимал шутки только в точно определенные моменты.
— Где? Когда? И сколько? — спросила она.
— В следующий четверг, здесь, и будет только один гость. Джек Росс.
— Что, не поддается на уговоры? — съязвила Роз. — И издатель туда же? Как жаль, что оба они не из тех, кто уже находится у вас в услужении. — Он ничего на это не ответил, но Роз недаром изучала его все эти годы. — Я же вас предупреждала, что этот парень не станет вилять хвостом и давать чесать у себя за ухом. Единственное, что вам остается, — это поступить так, как в свое время сделал Роберт Максвелл, и заткнуть ему глотку с помощью суда.
— В отличие от Роберта Максвелла мне нечего скрывать, а раз нечего, то ничего и не надо скрывать, — отчеканил Билли.
— Тогда почему же вас так беспокоит эта книга? Не потому ли, что важно не то, что он говорит, а как он говорит это? Что вы можете ему предложить? Работу? Как, например, писать авторизованный вариант вашей биографии?
Билли никак не отреагировал на ее колкость. Когда он уходил в себя, то превращался в глухую, ничем не пробиваемую каменную стену.
— Ладно, — смягчилась Роз, так как речь все же шла о Джеке Россе. — Итак, ленч во имя сохранения плавучести тонущего корабля. Будут какие-либо особые заказы? Мне, например, известно, что он любит, чтобы его бифштекс был слегка недожаренным…
Билли вопросительно сверкнул на нее глазами, но миролюбиво сказал:
— У меня информация, что он предпочитает хорошую пищу, но без каких бы то ни было выкрутасов. Пусть это будет бифштекс из того превосходного филея, какой обычно использовала твоя мать, и пусть его подадут вместе с беарнским соусом, молодой картошкой, сваренной целиком в оливковом масле с чесноком, и зеленый салат; приготовь его так, как это делает твоя мать, из молодых побегов сельдерея, смеси из разных сортов салата-латука и крохотных побегов лука-порея. Приправу придумай сама. Но без сахара: по моим данным, он не любит сладкое. И сыра, пожалуй. Из выдержанного «Стилтона» с батским печеньем «Оливер» и с чем-нибудь, что стимулирует пищеварение. И много хорошего кофе.
— А как насчет вина?
— Я сам об этом позабочусь.
— Время?
— Между двенадцатью сорока пятью и часом дня. И не в столовой, а в утренней гостиной.
Роз шутливо, на восточный манер, поклонилась.
— Будет исполнено, о мой господин.
Уже подойдя к двери и взявшись за дверную ручку, Билли обернулся:
— Неудивительно, что ты еще не замужем, — изрек он.
— На кой черт тебе это зелье? — сердито поинтересовался любовник Дэвида, когда тот склонился над дозой кокаина и сделал глубокий вдох.
— Потому что оно помогает мне справляться с трудностями, — ответил Дэвид, откидываясь на высокую спинку кушетки и закрывая глаза, чувствуя, как наркотик начинает физически и духовно воздействовать на него.
— С какими же это трудностями приходится тебе бороться? — насмешливо протянул его любовник. — Денег у тебя куры не клюют, оценки у тебя высокие, к тебе одинаково липнут и мужики и бабы, а твой папочка считает, что солнце всходит и заходит от твоей задницы! Очень большие трудности!
— Будь другом, заткнись. Мне сейчас не до этого.
— Но ведь только что все было в порядке.
— Секс стал здорово утомлять меня в последнее время, да и вообще, мне что-то нездоровится.
— Естественно, а с чего это тебе быть здоровым? У тебя свечка горит не только с обоих концов, ты умудряешься еще жечь ее и посередине! — Юноша с лицом ангела и телом атлета восхищенно покрутил головой. — Только Дэвиду Банкрофту… — Он вдруг перестал одеваться, нахмурился и сказал: — Мне тоже показалось, что в последнее время с тобой творится что-то неладное. Может, тебе стоит сходить провериться у врача?
— Я никогда не болею, — отмахнулся Дэвид. — Видимо, я действительно несколько переусердствовал, а тут еще мама…
— Как она?
— Плохо.
— Жаль ее.
— Мне тоже.
Но даже уже одевшись, юноша все еще медлил уходить.
— Увидимся позже?
— Не знаю. Все будет зависеть от того, как я себя буду чувствовать.
— Я тебе позвоню?
Дэвид открыл глаза и увидел, что его любовник обеспокоенно смотрит на него.
— Все в норме, — ласково сказал он. — Ты прав: в последнее время я и вправду перебарщиваю и с сексом, и с наркотиками, и с выпивкой. Может быть, в честь Великого поста отказаться от чего-нибудь, как думаешь? Вот только от чего?
— От наркотиков и выпивки. — Он ухмыльнулся: — Смотри, однако, не переборщи в другую сторону.
Дэвид тоже улыбнулся, но веки его сами собой закрылись, словно их придавила какая-то непомерная тяжесть.
— Я не могу делать вещи наполовину… Как заметил Оскар Уайльд, ничто не способно так преуспеть, как излишество… — Он зевнул во весь рот и через мгновение уже крепко спал.
— Почему ты не попросил
— У тебя и своих дел полон рот: и за Бруксом присматривать, и за ребенком, — резонно заметил Билли.
— Брукса я почти не вижу, а для ребенка у меня есть няня, или тебе это неизвестно? Чему же тут удивляться, что я чувствую, будто меня на ходу вышвырнули из машины и оставили прямо на обочине. С тех пор, как здесь объявилась Розалинда Рэндольф, я вдруг сразу стала лишней. Прямо как по знаменитой библейской истории о возвращении блудного сына — только на этот раз написанной рукой феминистки!
— Розалинда сюда попросила приехать твоя мать, — уже в тысячный раз устало повторил Билли. Он любил Диану так же сильно, как ненавидел Розалинду, но вынужден был нехотя признать, что иногда его дочь становилась совершенно невыносимой. Трепыхается без нужды, машет крылышками — шлеп, шлеп, шлеп, — а толку никакого. Розалинда хоть и упряма, как лошадь, но никогда не жалуется и, если быть честным до конца, больше похожа на свою мать, чем Диана, которая, как ни старается, не может добиться этого. — Просто она лучше знает, что нужно матери, — не забывай: она на одиннадцать лет старше
