гневу, от гнева — к раскаянию и печали. Нынешний Тейлон изредка проявляет эмоции, но чаще всего — спокоен, неизменно сдержан, смотрит на мир отстраненно и с легкой насмешливой улыбкой.
Оба они стали другими, и все же она не могла избавиться от ощущения, что они созданы друг для друга.
Однако, если верить Селене, Тейлон не должен любить: его влечет к себе намного более высокое призвание.
Не говоря уж о том, что и сама она — больше не Нинья. Какая-то часть Ниньи живет в ней, но в целом она — совсем другой человек.
Почему она любит Тейлона?
Удастся ли ей когда-нибудь это узнать?
В голове эхом прозвучали кельтские слова Тейлона: «Нин, тебя одну я люблю и всегда буду любить».
Слой за слоем — словно распахнулась запертая дверь — к ней возвращались воспоминания.
Она помнила сестру Тейлона, помнила его дядю-короля, тетку- королеву и незаконнорожденного кузена. Помнила рассказы о его отце и матери.
Помнила его самого — маленьким мальчиком, как в ту первую встречу, когда они вместе, ускользнув от взрослых, убежали играть на озеро.
Помнила, как обращались с ним в клане. Помнила перешептывания о позоре его матери — королевы, соблазненной друидом. О том, как родители Тейлона бежали ночью, чтобы избежать сурового наказания за свою запретную любовь.
Все ненавидели Тейлона за грех его матери. Как будто его винили в том, что она, поддавшись страсти к верховному жрецу, оставила клан обезглавленным — и без светского, и без духовного руководства.
Винили в том, что она поставила свои нужды и желания превыше долга перед своим народом.
И, как будто желая искупить ее вину, Тейлон всю жизнь ставил чужие нужды и желания превыше своих собственных.
У Саншайн сжалось горло: она вспоминала все, что ему пришлось претерпеть.
Тем холодным вьюжным вечером она вместе с родителями стояла в толпе — и видела, как в королевский дом, спотыкаясь, вошел дрожащий от холода мальчик с плачущим младенцем на руках. Он был бос и почти гол: в плащ он завернул сестренку, чтобы укрыть ее от холода, башмаки продал, чтобы купить молока, которое малютка не стала пить.
Мальчик стойко сносил угрозы и насмешки, сыпавшиеся на него со всех сторон. Юное тело его напряглось в готовности отразить любой удар, янтарные глаза пылали недетской решимостью.
Король внял его просьбе. Маленькую Сиару он взял в свою семью и растил как принцессу. Но Тейлона много лет воспитывал сурово и держал от себя на расстоянии.
Айдиаг не издевался над ним сам, но никогда не защищал его от оскорблений, насмешек и даже побоев своих подданных.
Наблюдая, как травят его племянника, он лишь советовал Тейлону не хныкать и не жаловаться, а держаться как мужчина.
Этот наказ Тейлон выполнил.
Не сосчитать, сколько раз Нинья заставала его у озера, поглощенного воинскими упражнениями с мечом.
На глазах у Ниньи оскорбленный мальчик вырос в юношу, переполненного горечью и гневом. Широкий разворот плеч, молниеносные движения, неумолимая жесткость взгляда — его облик заставлял втягивать голову в плечи даже самых дерзких храбрецов, когда он проходил мимо.
Бесстрашием в бою он завоевал сердце своего дяди, и даже ненавидящий его клан вынужден был признать, что лучшего наследника королю Айдиагу не найти. Кто еще поведет войско и битву, кто защитит народ от сильных и многочисленных врагов?
Теперь никто не осмеливался смотреть Тейлону в глаза, а если кому-то не терпелось позлословить о нем или о его матери, говорили об этом опасливым шепотом.
Дядя назначил его наследником престола, потому что иного выбора у него не было. Он понимал: если не отдать Тейлону трон по доброй воле, он добьется своего с оружием в руках.
Тейлон был непобедим. Безжалостен. Он внушал ужас.
Истинный воин, свирепый и неукротимый.
...Пока он не оставался наедине с любимой.
Лишь тогда черты его смягчались. Лишь с ней он осмеливался улыбаться и смеяться.
Но самые большие страдания ему причиняли воспоминания о том, как он, сжимая жену в объятиях, шептал ей, умирающей, слова вечной любви...
Чувствуя, как что-то сжало ей горло, Саншайн поставила сумку и термос с кофе на стол, а сама опустилась на колени у его изголовья. Ее захлестнула волна нежности.
Да, она любила этого человека!
С тех пор она во многом изменилась.
А он... он во многом остался прежним.
Все тот же неустрашимый воин. Человек, перед которым отступает Зло.
Кончиком пальца она провела по его густымшелковистым бровям. Потом наклонилась и поцеловала его в щеку.
Он вскочил так резко, что едва не свалился с кушетки.
Тейлон недоуменно огляделся вокруг, сел. Он не сразу сообразил, где находится, еще несколько мгновений вспоминал, как здесь оказался. Затем перевел хмурый взгляд на Саншайн — та сидела на полу у его кровати, и лицо у нее было... какое-то чудное. Как будто вот-вот заплачет.
Он нахмурился еще сильнее... и вдруг ощутил дивный аромат, превосходящий даже запах ее духов.
Она протянула ему термос.
— И пирожные. Я подумала, что это тебе придется больше по вкусу, чем мои оладьи с клюквой и сок гуайявы.
Тейлон подозрительно уставился на Саншайн. Уж не вселился ли в ее тело какой- нибудь инопланетянин-конформист? Неужели это та самая женщина, которая всего несколько часов назад перевернула вверх дном его скромную хижину в поисках «хоть чего- нибудь неядовитого»? И та соблазнительная, но бессердечная особа, что отправила его спать на кушетку?
