— Его имя?
— Адам.
— Что ему нужно?
— Поговорить с вами.
— Как он одет?
— Обычно… Такой здоровый парень.
— Ну тогда пусть зайдет.
Носсеросс сузил глаза так, что они стали похожи на бойницы в неприступной стене старой башни — узкие темные щели, через которые тускло поблескивали железные клинки, — тогда как губы его изогнулись в широченной улыбке старого шимпанзе.
Адам вошел в кабинет. Походка у него была какая-то расхлябанная, старенький фланелевый костюм синего цвета сидел кое-как.
— Мистер Носсеросс?
— Да, это я. Мистер Адам?
— Да.
— Чем могу быть вам полезен?
— Я слышал, вы только что открылись.
— Верно.
— Я думал, может, у вас найдется для меня работа.
Носсеросс покачал головой:
— Какую работу вы ищете?
— Швейцар?
— Уже есть, — отвечал Носсеросс.
— Вышибала?
— Не нужен нам вышибала. Скорее, наоборот, зазывала.
— Пианист? Аккордеонист?
Мэри захихикала. Носсеросс тоже засмеялся и сказал:
— Ты что, шутишь?
— Нет, я абсолютно серьезно.
— Так ты музыкант?
— Я неплохо играю на пианино: всякие модные штучки.
— А прежде ты играл в каких-нибудь оркестрах?
— Да. Последний был «Ник и Девять Простофиль».
— Никогда о нем не слышал. В любом случае, мне не нужны работники. — И словно в подтверждение его слов пианист за стеной заиграл «Таксист с далекой Кубы», а саксофонист выдул несколько пробных нот. — Оставьте свое имя и адрес, и может быть…
— А гардеробщик? — спросил Адам.
— Уже взяли. Мне очень жаль.
— Повар?
— Не смеши меня.
— Официант?
— Ты что, мастер на все руки? — спросил Носсеросс.
— А что? — отозвался Адам. — Вы-то сами с любой работой здесь справитесь, так ведь?
— Но ты раньше уже работал официантом?
— Да, однажды. В ресторане «Оливье».
— Почему же ты ушел оттуда?
— Ну, я, в общем, не против принять заказ у клиента: клиент, как известно, всегда прав. Он платит, а кто платит, тот и прав. Но старший официант вообразил, что он Муссолини. Он на меня замахнулся, когда я стоял в углу; таким образом, у меня было полное право съездить ему по физиономии.
— Так ты и сделал, верно?
— Да, но я не сильно его приложил.
— В тюрьме уже доводилось сидеть?
— Нет, пока Бог миловал.
— Испытай его, Фил, — умоляюще проговорила Мэри.
Носсеросс пожал плечами.
— Не знаю… Лишний официант нам не помешает, но…
— О да, Фил! — воскликнула Мэри.
Носсеросс в нерешительности помедлил.
— Ладно, — сказал он наконец, — вот что я тебе скажу. Если тебе подойдет форменный пиджак, сможешь попробовать прямо сегодня. Если нет, что ж… Значит, не повезло.
— Идет, — сказал Адам.
— Какой у тебя размер?
— А какой у вас есть?
Носсеросс достал из шкафа несколько белых пиджаков, на нагрудных карманах которых были вышиты золотые буквы: СЕРЕБРИСТАЯ ЛИСА.
— Самый большой — сороковой! — сказал он.
— Это мне подойдет! — быстро ответил Адам.
— Сейчас поглядим.
Адам натянул белый пиджак. Ткань у петлиц наморщилась, словно уголки старческих глаз, а из обшлагов высунулись мощные запястья.
— Видите? — торжествующе спросил Адам.
— Вижу, что ты мне соврал, паршивец ты этакий. У тебя сорок четвертый, не меньше. Нет, мне очень жаль — он на тебе плохо сидит…
— Но Фил! — запротестовала Мэри.
— Ну ладно, ладно… Ладно! — сказал Носсеросс. — Сегодня сойдет и так, но к завтрашнему вечеру ты должен раздобыть пару белых пиджаков сорок четвертого размера.
— Я согласен, — сказал Адам.
— А теперь пойди причешись. Швейцар покажет, куда повесить твой пиджак. Потом зайдешь ко мне, я расскажу, что ты должен делать.
— Хорошо. А что с зарплатой?
— Никакой зарплаты. Только чаевые. Но чаевых вполне достаточно, можешь мне поверить.
— Часы работы?
— Каждую ночь, от заката до рассвета.
— Хорошо, что в неделе всего семь ночей, — пробормотал Адам, выходя из кабинета.
Носсеросс повернулся к Мэри, зажег сигарету и с явным раздражением отшвырнул спичку.
— С чего это ты вдруг захотела, чтобы он у нас работал? — спросил он. — Он тебе кто?
— Никто — я просто подумала, что он славный.
— Ах ты просто подумала, что он славный! Потому что он семи футов ростом? Мне это совсем не нравится. Я вышвырну его вон…
— Фил! — Глаза Мэри наполнились слезами — крокодиловыми слезами алчной женщины. — Как ты можешь говорить мне такие ужасные вещи?
— Ну прости меня, кисонька: я вовсе не хотел тебя огорчать…
— Давай, вышвырни его вон, давай, что же ты медлишь? Только потому, что я захотела, чтобы он работал у нас! Вышвырни его на улицу!
— Но, дорогая, я взял его только ради твоего удовольствия!
— Ой, ради бога, не надо ничего делать ради моего удовольствия! Я никто. Я дура набитая. И ты все время меня ревнуешь.
— Я ревную тебя только потому, что я от тебя без ума, дорогая!
— Ага, так ты все-таки ревнуешь! Это значит, что ты мне не доверяешь. Так. Все понятно. Выходит, я
