О, дитя карнавала, о, воскресника сын, что глядишь ты устало из народных глубин?
Из экранов, из окон,
из витрин, из зеркал,
от Колхиды далекой
до Финляндии скал.
3
Идут белые снеги.
Тишина и простор.
Набегут печенеги и получат отпор.
Набегут крестоносцы — хрустнет лед, и хана. Михаил Ломоносов взглянет в бездну без дна.
О, дитя карнавала, что ты там увидал,
что раззявил хлебало на родимую даль?
За твоими глазами то ли гной, то ли лед...
А по третьей программе дева песню поет.
4
Ой, погано, погано в голове и в стране.
Что ж ты, меццо-сопрано, лезешь в душу ко мне?
Ты не лезь туда лучше — тьма там только и муть. Самому в эту бучу страшно мне заглянуть.
Что ж ты ручкою белой гладишь медный мой лоб, на паршивое тело льешь елей да сироп?
Что ж ты, божия птица, мучишь нас и зовешь? Улетай в свою Ниццу, а не то пропадешь.
5
Фронт закрыт повсеместно. Все уходят в райком.
Лишь жених да невеста перед Вечным Огнем.
Парень в финском костюме (Маннергейм, извини).
Средь столичного шума молча встали они.
И девчонка, вся в белом, возложила цветы тем, кто жертвовал телом, кто глядит с высоты,
тем невинным, невидным,
кто погиб за мечты...
Что ж ты смотришь ехидно? Что осклабился ты?
Что ж ты тонкие губы в злой усмешке скривил? Хочешь, дам тебе в зубы у священных могил?
Ну куда ты, стиляга?
Я ведь так, пошутил.
Лишь медаль «За отвагу» не стебай, пощади.
Ты не умничай, милый, над моею страной.
В этой братской могиле сам ты будешь, дурной.
6
О, дитя карнавала, о, воскресника сын, выблядок фестиваля, большеротый кретин,
мой близнец ненаглядный, Каин глухонемой,
Авель в форме парадной что нам делать, родной?
Где-то там, на Ямале, я лежу в тишине.
О, дитя карнавала, как же холодно мне.
7
Идут белые снеги.
Тишина и простор.
Где-то в устье Онеги глохнет бедный мотор.
Где-то в центре районном вечер танцев идет, где-то в тьме заоконной бьет стилягу урод.
И девчонка, вся в белом, зачала в этот час — парню очень хотелось с пьяных маленьких глаз.
Я не сплю в эту полночь. Я смотрю на луну.
Полно, Господи, полно мучить эту страну!
Нам попало немало и хватило вполне где-то в самом начале, на гражданской войне.
Нам попало немало наяву и во сне.
Так пускай комиссары наклонятся ко мне,
в пыльных шлемах склонятся, и клинок занесут, и убьют, может статься, да и сами умрут.
Где-то в самом начале, как на грех, как на смех, всем гуртом мы напали, да, видать, не на тех.
8
Где-то в знойном Непале (он ведь рядом, Непал) мы с тобой не бывали.
Лишь Сенкевич бывал.
Где-то в Умбрии нежной, в Корнуэлле седом, в Дании безмятежной, в Бенилюксе смешном,
где-то в синей Тоскане, в Аттике золотой...
Спой мне, меццо-сопрано, птичка божия, спой!
Чтобы было мне пусто, повылазило чтоб, чтоб от счастья и грусти треснул медный мой лоб!
Чтобы стало мне стыдно, чтобы стало грешно, и завидно, обидно за родное говно.
Чтобы Родину нашу сделал я, зарыдав, и милее и краше всех соседних держав!
Чтоб жених да невеста, взявшись за руки, шли, а за ними все вместе все народы земли!
Чтоб счастливый стиляга, улыбаясь, в слезах, поднял тост: «За отвагу!», встал под общий наш стяг!
Чтоб сады расцветали белым вешним огнем как ни в чем не бывало на Таймыре пустом,
там, в заснеженных далях, за полночным окном, где-то там, на Ямале, где-то в сердце моем...
О, дитя карнавала с леденцом-петушком.
ПОЭМА «ЖИЗНЬ К.У.ЧЕРНЕНКО»
Глава IV РАДИ ЖИЗНИ НА ЗЕМЛЕ
С
«Агитатор» 1984, №5
«Вставай-ка, соня! Петушок пропел!»
Сон, уносящий нашего героя в былые дни, в спортзал, где проходили соревнованья, прерван был шутливым приветствием. «Тьфу, черт! Уже 12!
Как я заспался». — «Да немудрено! Легли-то мы под утро, но зато каков доклад-то!
Ну уж теперь повертятся они!»
— «Да, господину Форду нынче не позавидуешь». — «Ну ладно, пожалел! Они бы нас не очень пожалели будь воля их... А ну вставай, лентяй!»
И Брежнев резко сдернул одеяло.
«Ну, Леня, не балуйся! Ну, минутку
дай полежать еще» — «Вставай, засоня!
И, слушай, помоги мне ради бога...»
— «Что, снова галстук?» — «Ничего смешного не вижу...» — «Эх, ты, Ленька, Ленька!
Вот я не стану помогать, хорош ты будешь! То-то будет радость приятелям американцам. Что?
Боишься, а?» — «Да ладно тебе. Костя.
Типун тебе на длинный твой язык!»
— «Ну, ну, я пошутил. Давай свой галстук. Учись, пока я жив».
ХРИСТОЛОГИЧЕСКИЙ диптих
Часть 1
