– Я француз, а все французы прирожденные оптимисты. Только оптимисты могут есть лягушек, – сверкнул улыбкой Пикар. – Начнет давить, и мы разопьем вино. В любом случае бутылка не пропадет, отметим ею нашу героическую кончину. Ну что? Полезли вниз?
– Ты даже не понимаешь, насколько сильно ты сейчас сказал. «Полезли вниз»! Ниже не бывает, старина! – расхохотался американец и стал спускаться по трапу с палубы эсминца туда, где ждала моторная шлюпка, готовая доставить их на «Триест»...
В западной части Тихого океана, неподалеку от Марианских островов, расположена величайшая в мире глубина, донный желоб, известный также как Марианская впадина. Ее существование, поверить в которое человеческий разум долгое время отказывался, подтвердил во второй половине девятнадцатого века экипаж «Челленджера» – английского военного корабля, превращенного из средства разрушения в научное судно. Тогда же были сделаны первые предположения о глубине впадины. Конан Дойль на время переключился с приключений двух джентльменов с Бейкер-стрит на путешествие в Марракотову бездну, а теоретики от науки поспешили с заявлением о невозможности нахождения любой жизни на подобной глубине. Сложно поверить, что на глубине одиннадцати километров, в кромешной тьме и холоде могут обитать существа, способные к тому же выдержать давление тысячи земных атмосфер. Слой воды весом в миллиарды тонн расплющит любую органическую материю – таковы были выводы ученых, сделанные за вековыми, уютно поросшими мхом стенами университетов, среди кабинетного комфорта, когда окно выходит на как следует подстриженную зеленую лужайку, а окружающие с почтением кланяются вслед репутации лауреата и академика. Отрицать – свойство ученых, предполагать и выдумывать – работа писателей- фантастов, всякая мысль которых лишь предтеча новых открытий. Конан Дойль придумал целый мир в своей «Бездне», и кое в чем оказался прав. Спустя почти сто лет после обнаружения впадины американское военное ведомство за большие деньги купило итальянский батискаф «Триест». Вскоре нашлись и смельчаки: француз Пикар, бессменный капитан батискафа, и американец Уолш – бравый морской офицер, добровольно заключившие себя в тесную стальную сигару. Жак Пикар аргументированно доказал комиссии, что никто кроме него не сможет «как следует утопить крохотулю и после вытащить ее обратно. Глубиной, как и высотой, заболевают на всю жизнь, мсье. Кому, как не мне...». Именно эти двое и нырнули глубже всех в мире, достигнув дна Марианской впадины спустя пять часов от начала погружения. После толчка, возвестившего о прибытии на дно, Уолш включил внешнее освещение, а верный своему слову и традиции Пикар откупорил бутылку и разлил вино по оловянным флотским кружкам. Увиденное сквозь иллюминатор поразило акванавтов. За бортом они обнаружили жизнь! Оказалось, что здесь, в кромешной тьме, которую с трудом пробивали лучи прожекторов «Триеста», обитают фантастические чудовища, чей внешний облик был словно придуман голливудским аниматором, подвизавшимся на создании эскизов к фильмам об инопланетном разуме и космических монстрах. Светящиеся, не похожие не на одну из известных форм жизни существа жутчайшего вида. При взгляде на них Пикар позабыл про своих устриц. Проплывали мимо батискафа и сплюснутые, похожие на камбалу рыбешки, и какие-то совершенно жуткие, длиннейшие черви, напоминавшие ремни из плоти: безротые и безглазые. Медленно ползали по голому, без признаков растительной жизни дну морские звезды, опровергая доводы научных скептиков о невозможности собственного бытия. Экспедиция первооткрывателей состоялась, и продлилась она ни много ни мало двенадцать минут. Пикар, как уже говорилось, открыл свою бутылку, и они выпили, и это было самое необычное распитие бутылки шабли, когда-либо случавшееся на Земле. «Впадина потеряла девственность», – вот что дословно сказал французский капитан, и долго еще на непостижимой глубине, среди непроницаемой для солнечных лучей тьмы, населенной неведомой жизнью, раздавался хохот оценившего его шутку американского военного моряка.
Самое загадочное место на свете породило множество слухов и жаренных на прогорклом масле домыслов о колониях доисторических существ, населяющих впадину. Человеческая фантазия немедленно вызвала к жизни образы гигантских ящеров, живущих в глубинах океана, и тому подобное. Как знать? Может быть, все это и так, может, и живут на дне морском динозавры, атланты, мутанты – пусть этим занимается желтая пресса, ни к чему отнимать у фантазеров их идеи. Настоящей сенсацией стала находка японского батискафа-беспилотника, в начале этого столетия доставившего на поверхность образцы грунта. Именно эта экспедиция и заставила Мемзера считать, что смерть можно обмануть...
Мы состоим из клеток, которые непрерывно делятся, и постоянство клеточного деления есть залог протекания жизненного процесса. У детей клетки делятся с сумасшедшей скоростью, но чем старше мы становимся, тем медленнее идет этот процесс постоянного самовоспроизведения. ДНК убивают обстоятельства нашей жизни: обычный загар играет для нее роль ковровой бомбардировки, последствия которой долго ликвидируются организмом. Клетки умирают, оставляя все меньше потомства, и однажды перестают делиться совсем. Именно в этот момент запускается механизм смерти, и ничего уже нельзя поделать на этом этапе: человек непременно умрет, потому что не было и нет средства, позволяющего остановить процесс смерти. Поиски философского камня, на основе которого можно приготовить эликсир вечной жизни, люди ведут несколько веков. Многие даже поплатились за это собственными жизнями: кто-то взошел на костер, кому-то отрубили голову, кого-то умертвили иным способом – смерть не желает раскрывать своей главной тайны. Да и человек не всегда желал знать больше. Люди вообще мало изменились со времен костров инквизиции: чего они не знают, того не понимают, чего не понимают, то им не нравится, а что им не нравится, то они преследуют. Главная тайна смерти в том, что и она не вечна, как нет в этом мире ничего вечного, кроме жизни, данной Создателем. Случится ли всемирная катастрофа после того, как в Землю врежется астероид размером с Австралию? Пожалуй, ответ категоричен и сух. Случится. Но и тогда на истерзанной планете останется жизнь. Останется в самом маленьком своем проявлении – в бактериях, останется для нового Возрождения. У жизни всегда больше шансов, вот почему она сильнее смерти. Жизнь появилась раньше, смерть же вползла в мир благодаря непристойному поведению и склочным характерам Авеля и Каина – двух братьев, младший из которых выбрал для своей жертвы Богу дровишки посуше.
Японский батискаф «Кайко» поднял со дна Марианской впадины секрет вечной земной жизни. Бактерии, найденные в морском грунте, имели возраст, исчисляемый миллиардами лет, и процесс деления их клеток никогда не замедлялся. Они словно пришли из космоса вечных воможностей вместе с Богом, они прошли вместе с ним сквозь хаос, они были спрятаны в самом недоступном месте Земли, ожидая своего часа. Их время пришло, когда образцы находок были доставлены в Токийский университет и тамошние генетики принялись за исследования. По достижении первичных результатов эксперимент немедленно засекретили: находка слишком рано себя обнаружила. Человечество не готово к бессмертию, Земля перенаселена, нет места под Солнцем и всем ныне живущим. Посмотрите в сторону Китая! Если же удлинять жизнь человеческую, то как, спрашивается, прокормить всю эту ораву с ее капризами, амбициями и желанием взаимного уничтожения, которое все еще является чуть ли не самым сильным человеческим желанием, многократно превосходящим любовь!
Ученый из России с редким мифологическим именем Агамемнон считался выдающимся генетиком не только в родном Томске, но и в Москве, и вообще в Союзе. Не найдя приложения своим талантам в собственном отечестве, он вскоре после открытия границ уехал из страны, где профессора и доктора наук, академики, вынуждены были торговать на базаре китайским ширпотребом для поддержания существования. Он работал в лабораториях Америки и Европы, где сделал ряд значительных для генетики открытий, он был в составе знаменитой группы, расшифровавшей геном человека. Он чуть было не получил Нобелевскую премию, но его обошли более проворные дельцы от науки, и Агамемнон Порфирьевич, затаив обиду, принял давнишнее предложение и, наконец, перебрался в Японию. Сейчас уже и не вспомнишь, когда и где именно пересеклись пути генетика и финансиста, – кажется, это было на каком-то приеме в Гарварде, куда Мемзер попал совершенно случайно и очень неуютно чувствовал себя среди всех этих яйцеголовых. Да-да, разумеется, он приехал в Бостон повидать брата, и тот затащил его на прием в честь Британского королевского общества, а может, и наоборот – это Британское королевское общество устроило торжество по какому-то поводу. Да это и не главное – главное то, что кто-то представил Мемзера и Агамемнона и меж ними завязалась беседа на родном языке. Вспомнили Москву, нашлись, как водится, общие знакомые. Мемзера (с вполне конкретной целью) всегда интересовала генная инженерия, он был потенциально готов финансировать научные проекты в этой области и предложил Агамемнону возглавить частную лабораторию:
– Здесь Америка, здесь этим можно заниматься. Никто не объявит шарлатаном и не сошлет в
