Глобоцник?
Ведь его милый дедушка, по кличке «Глобус», которую дал ему не кто-нибудь, а сам Гитлер, был бригадефюрером СС и руководил всеми лагерями смерти на территории Польши. Бельзен, Майданек, Треблинка – эти названия, от которых смердит трупным ядом, суть порождения Глобуса. Я верю в наследственность, и, глядя на внука этого исчадия ада, меня затрясло. То ли от страха, то ли от бессилия. Бессилия в том, что я ничего не могу сделать против этого бриллиантового наследника. А я бы с большим удовольствием вырвал ему кадык! Думаю, что миллионы зверски убитых в польских лагерях по приказу Глобуса вымолили бы мне прощение не только за эту, но и за все остальные мои жертвы.
С большим сожалением о выброшенном в океан пистолете я вышел из ювелирного магазина. Дошел до отеля и из номера позвонил в российское посольство. Выяснил, что мой чекист-родственник на работе не был. Попросил дать мне мобильный номер Виктора Петровича. Номер мне дать отказались, но любезно согласились записать мой и передать его. Кирьянов перезвонил через полчаса. Я предложил ему встретиться. Он согласился. Мы встретились неподалеку от моего отеля в ресторане Che di Buenos Aires. Ресторан был неплох, дурацкая помпезность отсутствовала, блюда были вкусными, а на стене висела плазменная панель, показывающая матч Boca—Newells. Я подробно рассказал своему родственнику о событиях вчерашнего дня. Не забыл также упомянуть о портрете Бормана с овчаркой. О жестком диске из видеомагнитофона камеры слежения я умолчал. Я не стал его выбрасывать, а мечтал привезти в Москву и тщательно просмотреть. Словно что-то говорило мне о том, что увиденное мною пригодится мне в дальнейшем. Виктор Петрович выслушал не перебивая. После моего рассказа он долго молчал, словно что- то взвешивая, и наконец произнес:
– Все хорошо, что хорошо кончается. Ты не стал добивать шофера?
– Я попал ему в сердце. Уверен, что он умер.
– Нельзя быть уверенным ни в чем, особенно в таком деле, как твоя профессия. Хотя если ты говоришь, что ты проезжал мимо того места и ничего особенного там не происходило, то, скорее всего, ты прав и шоферу действительно повезло умереть. Лучше уж не быть совсем, чем остаток жизни просуществовать с дыркой в перикарде. Это я сказал на тот случай, если ты попал не в самое сердце, а твоя пуля угодила рядом.
– Угу. Я думаю, причин для беспокойства нет. Оба трупы, а Андрей получит свои деньги не позднее вторника.
– А о своих деньгах ты, я полагаю, позаботился?
– Да. Она перевела их в Мадрид через США.
– Не самая надежная схема на свете. И не самая быстрая. Но будем надеяться, что все закончится хорошо.
– Виктор Петрович, тема беглых нацистов не дает мне покоя, а тут еще и мое сегодняшнее знакомство, если можно так это назвать, с ювелиром, который оказался внуком самого Одило Глобоцника. Ума не приложу, как такое могло быть, чтобы этот вурдалак тоже попал сюда в целости и сохранности? Знаете о нем что-нибудь?
– О Глобоцнике? Изволь. Он сдался англичанам, те допросили его, тайно продержали у себя несколько месяцев, а затем отпустили, но с некоторыми инструкциями. Глобоцник до конца своей жизни работал на английскую секретную службу. Во многом благодаря его заслугам Фолклендские острова, территория, которая по всем законам логики должна принадлежать Аргентине, так и остались за Великобританией, и она продолжает благополучно выкачивать нефть в том самом районе. Вальтер Глобоцник, его внук, был клиентом Струкова, к слову.
– Слишком густая среда. Не могу поверить, чтобы все так до странности совпадало.
– Всякое бывает. На то она и жизнь. Я уже давно ничему не удивляюсь.
– Вы знаете, Виктор Петрович, а я вам завидую.
– Почему? Я старый, скоро на пенсию. С чего это мне завидовать?
– Вы наследник великой эпохи. Эпохи гипербореев. Людей, сильных духом и многое переживших. Во всяком случае, многие из них были вашими наставниками. Вам было с кого брать пример. Мое поколение – это лишь осколки той, великой эпохи гипербореев, прошедших Гражданскую войну, разруху, голод Поволжья, красный террор, выигравших Великую Войну, переживших блокаду Ленинграда, прошедших ГУЛАГ. Я называю этих людей гипербореями потому, что они остались в живых. Это как естественный отбор, понимаете? Тот, кто прошел через такие испытания, достоин называться гипербореем. Когда-то, очень давно, мама впервые взяла меня с собой на парад 9 мая. Я смотрел на удивительно светлые лица ветеранов, двадцать пять лет назад их было еще очень много. Они шли и словно были выше всех ростом. Я не видел в них стариков, одетых в свои немодные старые платья. Они были как могучая рать, закованная в сияющие сталью и золотом доспехи. И блеск их наград был силы необычайной, находящейся за гранью восприятия. Люди той эпохи не были человеческой массой, понимаете?! Они не носили бренды, не ходили в сетевые магазины, не заказывали мебель по каталогам и не ужирались экстази на дискотеках. Каждый из них был личностью, неся в себе ту особенную, светлую частицу Божьего огня, огня народа-победителя. И вот теперь этот огонь почти иссяк. Когда умрет последний ветеран той войны, эпоха гипербореев закончится. И произойдет это, к сожалению, совсем уже скоро. Я не хочу говорить о нашем долге перед ними, мы все равно никогда не сможем его вернуть. Нам остается лишь помнить о них. Я, который, как я выразился, принадлежу к поколению осколков той эпохи, буду помнить. И никогда не забуду. Мы, те, которым сейчас тридцать, несем на себе пусть и слабый, но все же видимый отпечаток этой геройской плеяды великих людей. А вот те, кто идет за нами, те, которым сейчас пятнадцать, даже двадцать лет, – это бледная поросль, которая выросла где-то в тени у забора. Без цвета. Без запаха. Новые люди новой эпохи. Эпохи, в которой не будет места для личности. Как разные цвета одной модели свитера, развешанной по всему магазину.
– Ты прав, наверное. Но сталь закаляют в страданиях. Не было бы сейчас такого повсеместного смягчения наказания за совершенные преступления, если бы человечество не прошло, в том числе, и через Вторую мировую войну. Всеобщая отмена смертной казни – это, на мой взгляд, свидетельство того, что в мире более трепетно стали относиться к человеческой жизни. Поняли ее ценность. Даже ценность жизни преступника.
– Ерунда. Чушь собачья. Не согласен и не соглашусь никогда! Что же это за уважение к человеческой жизни, когда оставляют на свободе подонка, который убил эту самую жизнь?! В чем тут проявление уважения? Нет, нет… Око за око, только так и никак иначе. Попробуйте объяснить ваш принцип декану моего факультета, красавицу дочь которого, вместе с ее женихом, банда извергов убила ради завладения их автомобилем. Как по-вашему, то, что им оставили жизнь, – это проявление уважения к двум невинно убиенным молодым людям и к старику? Нет… Нет в этом мире подлинного гуманизма и никогда его не будет. Во всем принцип палки о двух концах. Когда кому-то хорошо, то кому-то обязательно от этого плохо. А
